Воронов не пытался ее утешить. Ее болью и страхом, которые сделались почти осязаемыми, было заполнено все пространство между ними. В какой-то момент ему даже захотелось разогнать воздух вокруг своей головы, который стал горячим и плотным, как в июльский полдень перед грозой. Она задыхалась от горя. И ему нечем стало дышать. И он не знал, что может с этим сделать!

Приняться бормотать что-то о том, что все будет хорошо? Что она молодец, что все ему рассказала? Молодец, конечно, и это поможет ему в поимке преступника… возможно. Но разделить с ней ее боль и страх, сделать слабее, он не мог.

— Так что, капитан Воронов, вы взяли не того человека.

Арина, ухватившись за спинку стула, начала осторожно вставать на ноги. Она боялась упасть, понял Воронов. И помог бы ей, но помощник у нее уже был. Ее друг, мужчина, генеральный директор в одном лице, приоткрыл дверь и нетерпеливо поглядывал на Арину. Во взгляде не было жалости, лишь нетерпение и раздражение, так показалось Воронову. И он с чего-то подумал, что Арина снова поставила не на того мужчину. И интересно было бы узнать, что этот господин делал в те ночи, когда произошли убийства. Слишком уж как-то стремительно и неожиданно он появился в ее жизни.

Господи! Он бредит, тут же одернул себя Воронов.

— Арина Сергеевна, — окликнул он, когда она уже дошла до двери. — Можно вопрос?

— Да? — она повернула к нему бледное заплаканное лицо.

— Простите, что спрашиваю вас об этом, но…

Воронов глубоко втянул в себя воздух, который все еще оставался плотным и горячим и которым все еще было сложно дышать. Он с шумом выдохнул.

— Как думаете, почему он вас не убил?

— Я тоже долго думала об этом, — кивнула она, не испугавшись его вопроса и хватаясь за ручку двери, будто боялась упасть. — Все его заверения, что я на ту ночь была для него лишней, чушь, по-моему. Я была свидетелем. А он оставил меня… Зачем?..

Она уставила невидящий взгляд в пол. Помолчала. Подол ее бежевого плаща тихонько подрагивал, как будто в его кабинете гулял легкий ветерок. И Воронов понял, что ее трясет.

— Я для него ненужный свидетель, а он не убил меня. Потому что любит играть? Возможно.

— Может, он хочет, чтобы его поймали? — предположил Володя, взгляд, как приклеенный, остановился на лихорадочно трясущейся бежевой ткани. — Многие серийные убийцы в глубине души желают, чтобы их остановили.

— Вряд ли. — Арина со вздохом облокотилась плечом о шкаф возле двери, ноги ее не держали. — Он получает удовольствие от того, что делает. Он не раскаивается позже. Он их… Он насилует своих жертв после их смерти.

— Мы это знаем.

— И он не раскаивается. Он считает, что дарит им освобождение, — вспомнила она лихорадочный страшный шепот. — Милым, слабым, безвольным женщинам… Он утверждал, что они станут благодарить его с небес.

— Это обычное оправдание многих серийных убийц, — проговорил Воронов.

Он за последние полгода столько всего прочел обо всех серийных убийствах, о мотивах, толкающих их на преступления, об их психологической составляющей. Многие из них считали, что смерть, которую они сеют вокруг себя, есть избавление от вечных мук для жертвы.

— А вдруг… Вдруг эти девушки были безнадежно чем-то больны? — неожиданно предположила Арина. — И он знал об этом?

В голове Воронова тут же вспыхнул и замигал громадный стоп-сигнал.

Их версия о разжалованном враче… Враче, совершившем врачебную ошибку, стоившую пациенту жизни… Потерянная или оставленная умышленно под обездвиженной Ариной монета, сделанная при помощи оборудования, которое использовалось зубными техниками… Материал, используемый для производства зубных коронок…

Врач?! Это все-таки врач? Могущий что-то знать о девушках. Что-то такое, что осталось для экспертов за кадром. Но тела были тщательно обследованы. И ничего! Никаких страшных болезней. Опухолей. Девушки были здоровы! Или все же они что-то упустили?

Они тщательно проверили всех жертв. Ни одна из них не пересекалась с другой. Они посещали разные клиники. Разные школы, институты, колледжи. У них не было общих знакомых, друзей, врачей, учителей.

Как он их выбирал? Что он мог о них знать?! Что?

— Знаете, и еще у меня такое чувство…

Рука Арины медленно поползла вверх, вцепилась в шарф, красиво повязанный вокруг шеи, принялась теребить его, пытаясь распутать замысловатый узел.

— У меня такое чувство, будто он знал меня! — произнесла она, наконец-то развязав нарядный шелковый шарф. Концы его повисли почти до ее колен. — Он назвал меня спортсменкой.

— Но это несложно было предположить, — возразил Воронов. — Вы приняли бойцовскую стойку, с ваших слов. И пошли в наступление. Любая другая женщина на это бы не решилась.

— Он был уверен, что я замужем, — не слыша его, вспомнила Арина. — Я спросила, откуда такая уверенность?

— А он?

— Он ответил, что на моем пальце обручальное кольцо. Или что-то в этом роде.

— Ну вот видите. Всему есть объяснение. — Он разочарованно вздохнул. — У этого мерзавца все так логично.

— Да, возможно, но…

Она приоткрыла дверь и шагнула из его кабинета. Но напоследок глянула на Воронова с болезненной гримасой, могущей означать улыбку. Ее спутник настойчиво тянул ее за рукав прочь от двери. Он утомился ожиданием, устал ждать новостей. Ему просто надоело подпирать стены полицейского управления. Скамейки убрали, решив заменить новыми. Но поставка задерживалась, и посетителям приходилось стоять, вышагивать по коридору, опираться о подоконники, усаживаться на них категорически возбранялось. Те тридцать минут, что Арина провела в кабинете Воронова, дались ее спутнику нелегко. Лицо его нервно подергивалось, глаза были злыми и колючими.

— Идем, дорогая, — потянул он ее за рукав плаща.

— Да, конечно.

Она одарила его той же вымученной улыбкой, что и Воронова. Осторожно переступила порог, потянула на себя дверь за ручку.

— Арина Сергеевна! — окликнул ее Воронов.

И сорвался с места и помчался за ней следом, вспомнив о ее «но». Что-то она не договорила. В чем-то сомневалась.

— Вы что-то хотели сказать, — напомнил ей Володя, встав в дверях кабинета и неприязненно поглядывая на ее спутника.

Тот продолжал тянуть ее по коридору в сторону лестницы. Надо бы проверить его алиби, зло подумалось Воронову. И на те ночи, когда были убиты девушки. И на те дни, когда бесследно пропали муж Арины и ее соперница.

Слишком уж как-то он стремительно появился в ее жизни. Слишком уж как-то своевременно.

— Простите, — пробормотала она.

Ее лоб прорезали три продольные морщинки. Непонятно было, за что она извиняется. За нетерпение своего спутника или за собственную забывчивость.