— Да. Да, это будет отлично.

— Классно, — я трижды сжимаю и разжимаю кулаки. У меня целая неделя на придумывание новой отмазки.

— Знаешь, я вот еще о чем хотел тебя спросить, — голос Джереми чуть дрожит. — Как насчет того, чтобы пойтисомнойнавыпускнойбал? — Последнюю часть фразы он произносит очень быстро, слова сливаются в одно, совершенно бессмысленное.

— Что ты только что сказал? — На моем лице искреннее недоумение.

— Выпускной бал, — повторяет он, более медленно. — Я хочу знать, пойдешь ли ты со мной на выпускной бал. — Я слышу каждое слово, но смысла в этих словах для меня не больше, чем в первый раз.

Я считаю плитки на полу (шестнадцать, семнадцать, восемнадцать девятнадцать…)

— Джереми… я не…

— Просто подумай об этом, хорошо? — Голос Джереми теперь звучит более уверенно, его улыбка становится шире. — Найди время и подумай. До встречи, Ло!

И прежде чем я успеваю открыть рот, он уходит широким шагом, сунув руки в карманы обтягивающих джинсов.

* * *

Я обдумываю выпускной вечер, пока иду в крыло естественных наук к своему шкафчику.

Короткая поездка на лимузине к школе, вереница сверкающих платьев от дизайнеров; зачесанные вверх, поблескивающие бриллиантами волосы, пот и прыжки в гимнастическом зале, декорированном под «Полночь в Амазонии», оглушающие ритмы диско. Наконец, последний медленный танец: едва слышный шепот пар, руки Джереми, неловко обнимающие меня за талию. Я закрываю глаза и позволяю этому случиться.

Его губы прижимаются к моим, фантазия набирает ход: дыхание Джереми становится сосной, и снегом, и клевером, и травой, его руки держат меня уже крепче, и его губы раскрывают мои, и мне нравится гладкость его языка, а когда я открываю глаза… меня целует Флинт.

Глаза Флинта. Пальцы Флинта. Язык Флинта.

Я не хочу останавливаться.

Я с головой ушла в фантазию, наслаждаясь движениями его теплых, шершавых рук по моей спине, и, направляясь к шкафчику, приготовившись тук тук тук, ку-ку, ничего не видела перед собой. Поэтому изменения на дверце стали для меня сюрпризом. На ней появилось мое лицо. Везде. С восемью вырезанными глазами.

С четырьмя раззявленными ртами.

Дверца моего шкафчика. С ксерокопированными, увеличенными фотографиями, моими фотографиями из последнего ежегодника. Числом восемь. Приклеены квадратом. Мое лицо, медленно уходящее от фотографии к фотографии, поглощаемое чем-то страшным, пока от него не остается ничего. Меня сжигают.

На моих губах надпись, напоминающая швы, не позволяющая мне открыть рот, надпись-предупреждение: «Отвали, сука».

Это кислота. Я узнаю эффект по лабораторным работам в кабинете химии. Лакмусовая бумага. Белая бумага. Кислота стирает все, как пламя.

Восемь. Восемь квадратиков. Восемь предупреждений. Число крутится в голове. Ноги у меня подгибаются, коридор вдруг начинает покачиваться. Или весь мир. Я беру себя в руки, выпрямляюсь в полный рост. Неужели это действительно происходит?

Я смотрю на дверцу своего шкафчика, и голова начинает идти кругом. Да, так оно и есть.

Охранник. Снова. Предупреждает меня.

Он знает, в какой я учусь школе. Он побывал здесь. Возможно, стоял у моего шкафчика несколькими минутами раньше. А это означает, что сейчас он может наблюдать за мной. Мог следить за мной постоянно, то есть знает, как часто я бываю одна, как легко меня убить. Я разворачиваюсь. Ученики проходят мимо. Одни разговаривают, другие смеются.

Мое лицо — мои восемь лиц — уже полностью исчезли. Листки бумаги скрутились, напоминают щупальца, закрепленные на дверце шкафчика. Я бросаюсь на них, отрываю, рву. Каждый листок по шесть раз. Еще шесть. Еще. Пытаюсь рассовать клочки по карманам, но они не помещаются. Я засовываю, уминаю, лишь бы спрятать их все.

Мне бы позвонить копам. Но я не могу. После того раза.

— Убирайся! — кричу я, бумажные клочки падают из моих кулаков.

Люди не обращают внимания. Никто не помогает. Никто не пытается.

Меня трясет, но я стараюсь не плакать. Грудь сжимается. Я приваливаюсь к стене, чтобы не упасть. Бреду к выходу.

— Ло! — Мое имя звенит по всему коридору. — Эй! Ло!

Сквозь туман я вижу Кери Рэм справа от себя в конце коридора. Она устроилась на краешке складного карточного столика, роскошные золотисто-каштановые волосы ниспадают на плечи. На столике табличка: «БИЛЕТЫ НА ВЫПУСКНОЙ БАЛ! 25 ДОЛЛАРОВ! ОСТАЛОСЬ 2,5 НЕДЕЛИ! КУПИ СЕЙЧАС, ИЛИ ТЕБЯ НЕ ТРАХНУТ!»

Ее губы смотрят на меня, как и длинные шелковистые ресницы, и скулы, и идеальные белоснежные зубы.

— Эй! Ты в порядке? — Она протягивает мне бумажную салфетку. В другой руке билеты на выпускной бал: розовые, зеленые, красные. — Ты так из-за Джереми?

— Ч… что? — Я опускаюсь на корточки. Ноги больше не держат. Клочки бумаги высыпаются из рук. Я раскидываю их перед ней. Некоторые не больше полоски с надписью: «Отвали, сука».

Кери присаживается на корточки рядом со мной, кладет руку мне на спину.

— Хочешь об этом поговорить?

— Кто-то следит за мной, — вырывается из меня. — Я не знаю, что делать. Я не знаю, кому сказать.

Кери вздыхает.

— Послушай, кто бы это ни был, я уверена, они просто ревнуют.

— Да, конечно, — бормочу я.

— Серьезно, Ло. Ты такая красивая — и красота твоя уникальная. Тебе удается одновременно выглядеть и взрослой, и юной, — она склоняет голову набок, морщит нос, разглядывает меня. Я открываю рот, чтобы запротестовать, но она опережает меня. — Нешаблонная или что-то в этом роде. Ты когда-нибудь замечала, что в «Топ модел»[23]все девушки-победительницы поразительно отличаются друг от друга? Это главное! Серьезно, многие хотят выглядеть, как ты. Ты понимаешь… особенной.

Я хочу сказать: «Надоело мне быть особенной. Я хочу быть обычной». Но ни слова с губ не слетает.

Кери всматривается в меня с очевидной тревогой.

— Ты живешь рядом с улицей Кленового ручья, так? — Я устало киваю. — Подожди секунду, пока я закрою лавочку, а потом отвезу тебя домой. Нам по пути.

Я не чувствую себя достаточно сильной или достаточно защищенной, чтобы возразить, поэтому жду, и позволяю ей взять меня под руку, и вести по коридорам. По пути я считаю шкафчики — девять, десять, одиннадцать, — моя другая рука ощущает себе очень, очень забытой. Я продолжаю считать, отгоняя панику: шестнадцать, семнадцать, восемнадцать. «Пока», — кричит Кери Камилле, которая рассматривает волосы в зеркале своего шкафчика.

— Я думала, мы прошвырнемся после школы… — отвечает Камилла с горьким привкусом в голосе, когда смотрит на меня. Двадцать один, двадцать два, двадцать три.