– Но вы могли бы изолировать себя от мира. У вас есть деньги, вы можете жить отдельно, создать свое общество. – Что он делает? Отстаивает… вторжение на Землю? После собственного испуга от одной этой мысли? – Вы могли бы выстроить собственный город прямо тут, в Кентукки.

– И ждать, когда на него начнут падать бомбы? Уж лучше мы будем доживать свое на Антее. По крайней мере, там мы протянем еще лет пятьдесят. Если мы решим жить здесь, это не должна быть резервация для уродцев. Нам надо будет распространиться по всему миру, занять руководящие позиции. Иначе не стоит и лететь.

– Что бы вы ни предприняли, риск все равно огромен. Почему бы не предоставить нам самим решать свои проблемы, раз уж вы боитесь близких контактов? – Брайс криво улыбнулся. – Добро пожаловать на Землю.

– Доктор Брайс, – сказал Ньютон уже без улыбки, – мы намного мудрее вас. Поверьте мне, мы куда мудрее, чем вы можете вообразить. И у нас нет ни тени сомнения, что, если предоставить вас самим себе, ваш мир превратится в ядерное пепелище максимум через тридцать лет. – Он взволнованно продолжал: – Сказать по правде, нам больно видеть, что вы собираетесь сделать с такой прекрасной плодородной планетой. Мы загубили свою давным-давно, но у нас изначально не было такого богатства, как у вас здесь. – Голос его набрал силу, лицо утратило непроницаемость. – Понимаете ли вы, что не просто уничтожите свою какую-никакую цивилизацию и убьете почти всех людей на планете, вы еще и отравите рыбу в реках, белок на деревьях, птичьи стаи, почву, воду? Порой вы кажетесь нам обезьянами, которые ворвались в музей с ножами, режут холсты, крушат молотками статуи…

Мгновение Брайс не мог выговорить ни слова. Потом сказал:

– Но это ведь люди написали картины, изваяли статуи.

– Немногие. Единицы. – Внезапно Ньютон резко встал. – Пожалуй, хватит с меня Чикаго. Хотите домой?

– Сейчас?! – Брайс взглянул на часы. Надо же, половина третьего утра. Рождество миновало.

– Вы полагаете, что сможете сегодня уснуть?

– Нет, наверное. – Брайс пожал плечами, потом, вспомнив слова Бетти Джо, задал вопрос: – Вы-то совсем не спите, да?

– Иногда сплю. Но не часто. – Ньютон подсел к телефону. – Мне придется разбудить пилота. И нам потребуется машина до аэропорта…

Раздобыть машину оказалось непросто; до аэропорта они добрались только в четыре утра. К тому времени Брайс начал ощущать сонливость, в ушах звенело. Ньютон не выказывал слабости. По его лицу, как всегда, нельзя было понять, что он думает…

Из-за путаницы в бумагах вылет задержался, и к тому времени, как их самолетик набирал высоту над озером Мичиган, небо на востоке уже порозовело.

Когда они садились в Кентукки, было уже светло – начало ясного зимнего дня. Заходя на посадку, они увидели корпус корабля, межпланетного парома, сверкающий под утренним солнцем, словно монумент. А затем, с посадочной полосы, их глазам предстало нечто неожиданное. На дальнем конце полосы, сбоку от ангара, стоял обтекаемый белый самолет вдвое больше их собственного. На крыльях красовалась эмблема военно-воздушных сил США.

– Хм, – проговорил Ньютон. – Интересно, кто к нам пожаловал?

По пути к монорельсу им пришлось пройти мимо белого самолета, и Брайс невольно поразился красоте машины – точным пропорциям и грациозной элегантности линий.

– Если б только все, что мы делаем, было столь же красиво! – сказал он.

Ньютон тоже поглядывал на самолет.

– Но это не так, – спокойно заметил он.

В кабине монорельса оба молчали. Брайса клонило в сон; руки и ноги ныли от усталости, однако сознание переполняли зыбкие мимолетные образы, идеи, полусформировавшиеся мысли.

Лучше бы он сразу направился домой, но, когда Ньютон пригласил его позавтракать, Брайс не стал отказываться. Так проще, чем готовить самому.

Бетти Джо уже не спала. На ней было оранжевое кимоно и шелковый платок, лицо казалось озабоченным, глаза покраснели и припухли. Открыв дверь, она сказала:

– Вас ждут какие-то люди, мистер Ньютон. Я не знаю… – Она не договорила, и они прошли в гостиную мимо нее. В креслах сидели пятеро мужчин. При появлении Ньютона и Брайса они быстро поднялись.

В центре группы стоял Бриннар. Еще трое были в строгих деловых костюмах, четвертый – в синей военной форме, очевидно пилот. Бриннар деловито их представил. Когда он закончил, Ньютон спросил, все еще стоя:

– Надеюсь, вам не пришлось ждать долго?

– Нет, – ответил Бриннар. – Мы оттягивали ваш вылет из чикагского аэропорта, пока не добрались сюда. Все было просчитано. Надеюсь, мы не причинили вам слишком больших неудобств задержкой в Чикаго?

– Как вам это удалось? – спокойно спросил Ньютон.

– Дело в том, мистер Ньютон, что я работаю на Федеральное бюро расследований, – сказал Бриннар. – Эти люди – мои коллеги.

Голос Ньютона чуть заметно дрогнул.

– Очень любопытно. Полагаю, это делает вас… шпионом?

– По всей вероятности. В любом случае, мистер Ньютон, мне приказано взять вас под арест и увезти с собой.

Ньютон медленно, глубоко, очень по-человечески вздохнул:

– Какое обвинение мне предъявлено?

Бриннар вежливо улыбнулся:

– Вас обвиняют в незаконном въезде в страну. Нам кажется, вы здесь чужой, мистер Ньютон.

Ньютон довольно долго молчал. Потом спросил:

– Могу я сперва позавтракать?

Бриннар замялся было, но тут же улыбнулся с неожиданным благодушием:

– Не вижу, отчего бы нет, мистер Ньютон. Мы и сами с удовольствием к вам присоединимся. Нас разбудили в четыре часа утра, в Луисвилле, чтобы мы смогли произвести арест.

Бетти Джо приготовила яичницу и кофе. За едой Ньютон небрежно спросил, может ли он позвонить своему адвокату.

– Боюсь, что нет, – ответил Бриннар.

– Разве такое право не гарантировано конституцией?

– Гарантировано, конечно. – Бриннар аккуратно поставил чашку на стол. – Но у вас нет конституционных прав. Как я уже сказал, мы подозреваем, что вы не являетесь американским гражданином.

Ньютон отложил книгу. Через несколько минут явится врач, да и читать все равно не хотелось. За две недели заключения он мало чем занимался, помимо книг. Иначе говоря, он посвящал чтению все то время, когда его не осматривали доктора – физиологи, антропологи, психиатры – и не допрашивали люди в строгих костюмах, которые могли быть госслужащими, хотя и не отвечали на его вопрос, кто они. Он перечитал Спинозу, Гегеля, Шпенглера, Китса и Новый Завет, затем взялся за новые работы по лингвистике. Все, что он просил, приносили довольно быстро и вежливо. Еще в его распоряжении был магнитофон, которым он пользовался редко, подборка кинофильмов, телевизор производства «Уорлд энтерпрайзес» и бар – но ни единого окна, через которое он мог бы видеть Вашингтон. Ньютону сказали, что его держат недалеко от города, но где, не объяснили. По вечерам он смотрел телевизор, отчасти из своего рода ностальгии, отчасти из любопытства. Временами его имя упоминалось в программах новостей – арест человека с его доходами неизбежно должен был вызвать шумиху в прессе. Но упоминания всегда были туманными, исходили из неуказанных официальных источников и состояли из штампов вроде: «идет проверка», «находится под подозрением». Упоминали, что он проник в США незаконно, но ни один правительственный источник не прояснил, откуда он, по их мнению, явился. Один ехидный телекомментатор не без сарказма заметил: «Из сообщений Вашингтона можно заключить, что мистер Ньютон, находящийся сейчас под арестом, прибыл либо из Внешней Монголии, либо из внешнего космоса».