Она сунула книгу на место, и стеллаж сильно затрясло. На сей раз, когда она вошла в библиотеку, полки были набиты битком.

Сложно было стряхнуть с себя чувство, что Дарлингтон каким-то образом смотрит ей через плечо – рьяный ученый, удерживающийся, чтобы не вмешаться в ее неуклюжие попытки изысканий.

Когда ты впервые их увидела? Алекс сказала Дарлингтону правду. Она попросту не могла вспомнить, когда впервые увидела мертвых. Она никогда даже мысленно так их не называла: девушку в бикини с синими губами у бассейна; голого мужчину, стоявшего за сетчатым ограждением в ее школьном дворе и лениво мастурбировавшего, пока ее класс соревновался в беге; двух мальчиков в окровавленных свитерах, сидевших в зале в In-N-Out и никогда ничего не заказывавших. Они были просто Тихонями, и, если она не уделяла им слишком много внимания, они оставляли ее в покое.

Все изменилось в туалете в Голете, когда ей было двенадцать.

К тому времени она научилась держать рот на замке о том, что видела, и неплохо справлялась. Когда пришла пора поступать в среднюю школу, она попросила мать называть ее Алекс, а не Гэлакси, и писать это имя в школьных документах. В старой школе все знали ее как дерганую девочку, которая разговаривала сама с собой и отшатывалась от несуществующих опасностей, – безотцовщину, не похожую на маму. Один психолог считал, что у нее синдром дефицита внимания, другой – что ей нужен более регулярный режим сна. Не стоит забывать и о завуче, который отвел ее мать в сторонку и прошептал, что Алекс, возможно, умственно отсталая. «Не все можно решить с помощью терапии или таблеток, понимаете? Некоторые дети немного медлительны, и для них тоже есть место в классе».

Но новая школа означала новое начало, шанс превратиться в обычного человека.

«Ты не должна стесняться того, что отличаешься от других, – сказала ей мать, когда Алекс набралась храбрости, чтобы попросить сменить имя. – Я не просто так назвала тебя Гэлакси».

Алекс не стала возражать. В большинстве книг и сериалов утверждалось, что отличаться от других – не плохо. Отличаться – это замечательно! Только вот никто не отличался так, как она. Кроме того, думала она, оглядывая их крошечную квартирку, увешанную ловцами снов, шелковыми шарфами и картинами, где феи плясали под луной, она все равно никогда не станет такой, как все.

«Может, со временем я смогу».

«Ладно, – сказала Мира. – Это твой выбор, и я его уважаю, – потом она подхватила дочку на руки и подула ей в лоб. – Но ты все равно моя маленькая звездочка».

Алекс со смехом отстранилась. Голова у нее кружилась от облегчения и предвкушения. Затем она начала обдумывать, как бы уговорить маму купить ей новые джинсы.

Начался седьмой класс, и Алекс спрашивала себя, не является ли ее новое имя каким-то волшебным словом. Оно не решило все проблемы. У нее по-прежнему не было правильных кедов, правильных резинок для волос, она не приносила правильные блюда на обед. Имя не могло сделать ее блондинкой или высокой, не могло выщипать ее густые брови, за которыми надо было бдительно следить, чтобы они, объединив силы, не выступили единым фронтом моноброви. Белые дети по-прежнему считали ее мексиканкой, а мексиканцы – белой. Но училась она нормально. Ей было с кем сидеть за обедом. У нее была подруга по имени Меган, которая приглашала ее в гости смотреть кино и есть сладкие фирменные хлопья, переливающиеся химическими цветами.

Утром перед экскурсией в Голету, когда мисс Розалес велела им разбиться на пары, и Меган схватила Алекс за руку, Алекс ощутила такую невыносимую благодарность, что испугалась, что ее вырвет крохотными черничными маффинами, которыми угостили их учителя. Утром они пили горячий шоколад из пластиковых стаканчиков, сидя близко друг к другу на зеленых виниловых сиденьях автобуса. Обе их матери любили Fleetwood Mac, и, когда по радио водителя автобуса зазвучала песня «Go Your Own Way», они принялись подпевать, почти крича, хихикая и задыхаясь, а Коди Морган зажимал уши ладонями и орал, чтобы они ЗАТКНУЛИСЬ.

Дорога в заповедник бабочек заняла около трех часов, и Алекс наслаждалась каждой минутой. В самой роще не было ничего особенного: симпатичные эвкалипты, между которыми извивались пыльные тропинки; гид рассказывал об особенностях питания и миграциях монархов. Алекс заметила стройную женщину, идущую по роще; ее рука болталась, висела буквально на единственной жиле. Алекс быстро отвела взгляд – как раз вовремя, чтобы увидеть, как с деревьев взвилось одеяло оранжевых крыльев, когда взлетели монархи. Они с Меган пообедали, сидя плечом к плечу за одним из столов для пикника рядом со входом, и, прежде чем вернуться в автобусы, все зашли в туалет. Туалеты представляли собой низкие выложенные плитами постройки с влажными бетонными полами, и, войдя, и Меган, и Алекс едва сдержали рвотные позывы.

– Да ну на фиг, – сказала Меган. – Потерплю, пока не вернемся в школу.

Но Алекс терпеть не могла. Она выбрала самую чистую металлическую кабинку, тщательно разложила по сиденью туалетную бумагу, стянула свои джинсовые шорты и застыла. Долго еще она не могла понять, на что смотрит. Кровь почти засохла и была коричневой до неузнаваемости. У нее наступила менструация. Разве у нее не должен был болеть живот или еще что? У Меган первые месячные наступили летом, и ей было что сказать насчет тампонов, прокладок и важности обезболивающих.

Главное, что кровь не испачкала ей шорты. Но как ей продержаться во время поездки домой?

– Меган! – закричала она.

Но, если в туалете раньше и был кто-то, то сейчас все ушли. Алекс охватила паника. Надо добежать до мисс Розалез, прежде чем все усядутся по местам. Она должна знать, что делать.

Алекс намотала на ладонь несколько слоев туалетной бумаги и положила самодельную прокладку в грязные трусы, натянула шорты и вышла из кабинки.

Она вскрикнула. Перед ней стоял мужчина с кровавым месивом вместо лица. Она испытала облегчение, осознав, что он мертв. Мертвый мужчина в женском туалете далеко не так страшен, как живой. Она сжала кулаки и прошла сквозь него. Она ненавидела ходить сквозь них. Иногда ей передавались обрывки воспоминаний, но сейчас ее просто обдало холодом. Она подбежала к раковинам и торопливо вымыла руки. Алекс чувствовала, что он все еще там, но избегала встречаться с ним взглядом в зеркале.

Что-то дотронулось до ее поясницы.

В следующую секунду ее впечатали лицом в зеркало. Что-то вдавило ее бедра в керамический борт раковины. Она почувствовала, как за резинку на ее шортах тянут чьи-то холодные пальцы.

Алекс закричала, забрыкалась, задела твердую плоть, ощутила, что хватка на ее шортах ослабла. Она попыталась оттолкнуться от раковины, заметила в зеркале собственное лицо с соскальзывающей с волос синей заколкой-пряжкой, увидела человека – существо, которое ее схватило. Ты не можешь этого делать, подумала она. Ты не можешь ко мне прикасаться. Это невозможно. Это не разрешается. Никто из Тихонь не мог к ней прикоснуться.

Потом она оказалась лежащей лицом вниз на бетонном полу. Ее бедра потянули назад, с нее сдернули трусики, она ощущала, как что-то трется об нее, толкается ей внутрь. Она увидела лежащую в луже под раковиной бабочку, одно крыло которой беспокойно хлопало, словно маша ей. Она все кричала и кричала.