Тяжело вздыхая они миновали стражников.

— Хорошо вышло… Без драки ушли… — сказл Исин. — Надо было хоть копье попросить, да чего уж… Куда теперь?

— В Бухару что ли съездить? — задумчиво сказал Гаврила. — Удивить этого… Муталиба. Или не стоит?

— Не стоит, — покачал головой Исин. — Возвращаться уж больно далеко.

Они постояли, послушали, как галдят купцы, и когда небо очистилось от туч и стало немного светлее они пошли дальше. Путеводное яйцо Избор так и не вынул. Они ведь не шли вперед, а просто искали место для ночлега. Припорошенная белой пылю дорога, казалось, светилась в темноте. За их спинами, там, где остались купцы, тишина то и дело нарушалась криками — «Аллах акбар»! — Купцы, словно стараясь забыть то что видели, славили своего Бога.

— Чудные люди! — озадаченно оказал Исин. — Ты им про великих Богов, а они свое гнут… Я так и не понял, кто там кого обманул. Гаврила их или они Гаврилу.

— Это как считать… Чудеса-то не Боги творили и не Гаврила, а поганый старикашка Картага… Так что не зря они Гавриле не поверили. Все при своем остались, да поели еще…

— Главное мы при талисмане, а остальное…

Гаврила махнул рукой, отбрасывая в прошлое недавнюю встречу.

— Пусть уж лучше они, чем остроголовые.

Час спустя, когда сон начал заплетать им ноги, они нашли рядом с дорогой стожок свежескошенного сена и остановились рядом. Тонкий рожок месяца освещал дорогу и деревья, обступившие поляну со всех сторон. В лесу было тихо. Лес спал. Только изредка ветер, налетавший порывами, шевелил верхушки деревьев. Избор огляделся, понюхал воздух.

Запах сена перебивал все остальные запахи, но он, однако, ощутил рядом с ним и запах большой дороги — горьковатый аромат пыли, поднятой за целый день в воздух колесами телег и человеческими ногами, примешивался к запаху подсыхающей травы.

— Скоро легче будет! — оказал воевода. — На дорогу выйдем.

— Ветер нашептал? — устало спросил Гаврила, садясь около стожка. Он даже не посмотрел куда садится — настолько все равно ему было.

— Какой ветер? — сказал хазарин. — Пылью пахнет. Большой дорогой.

Масленников несколько раз вдохнул ночной воздух и пожал плечами. Он ничего не ощутил.

— Ничего не чувствую, — оказал он. — Проклятый старик! Хорошо хоть говорить могу.

— И дышать, — напомнил Исин.

— И есть, — добавил Гаврила, косясь на свой мешок. — Вас-то купцы накормили?

— Накормили.

— А я сейчас поем! — решительно сказал Гаврила. — Одно у меня теперь удовольствие осталось.

Он развязал горловину мешка и достал баклажку. Сделав несколько глотков, он замычал от удовольствия и принялся за съестное, Избор с хазарином откинувшись на сено наблюдали за ним глазами сытых людей.

— Не переусердствуй. Съешь все сейчас — чем завтра кормиться будешь? Картага сбежал. Кто тебя, теперь бедного, накормит?

Воевода проснулся, когда небо над ними стало пепельно-серым и звезды, светившие всю ночь, померкли. Оглядев место ночлега, он не увидел там никаких перемен: все деревья стояли на своих местах и ноги Гаврилы по-прежнему торчали из глубины стога, и так же доносился оттуда сонное сопение хазарина.

Избор посмотрел наверх. Небо на глазах светлело и на востоке в его расцветке появились нежные розовые и жемчужные оттенки. Там, из-под земли, мощно, словно гриб после дождя лезло вверх солнце. Широко зевнув, воевода потянулся. Желая разбудить товарищей, он по привычке коснулся ближней ноги. Но прошедшая ночь ничего не изменила в Масленникове, и тот все еще оставался бесплотным как запах. До Исиновой ноги он не дотягивался.

— Эй, люди! — позвал тогда Избор — Гаврила! Ночь прошла! Хватит спать!

Богатыри никак не дали понять, что хотят вставать. Скорее всего они просто не слышали его. Прислушавшись к мощному сопению, Избор подумал: «Во храпят! Как на конях скачут…Услышат они меня, как же!» Но Гаврила против его ожиданий еще разок всхрапнул, поднялся из травы и заявил:

— Какой тут сон? Всю ночь на поляне кто-то храпел!

— Точно! — сказал из травы хазарин, прекратив храпеть и раздирая рот зевком. — Могу подтвердить, что слышал храп собственными ушами!

Он посмотрел на Гаврилу.

— Вот человек устроен! Рукой не возьмешь, а храпит как настоящий…

— Чья бы корова мычала, — сказал Избор. — Оба хороши.

Гаврила не стал спорить. Умывшись росой, они наскоро перекусили, глядя, как Гаврила выгребает из мешка остатки. Остатков оказалось не мало, но и они кончились.

— Что у нас впереди? — спросил чуть позже Масленников, с сожалением вытирая рот.

— Большая дорога, — ответил Избор.

— Большая дорога — большие неприятности, — глубокомысленно сказал Исин. Небо над головой постепенно наливалось румянцем, но не смотря ни на что слова прозвучали не очень грустно.

Избор возразил:

— По-моему самые большие не приятности нас ждали как раз там, где никаких дорог не было.

— Там не было неприятностей.

— Не было? — удивился Исин. — Что у нас там тогда было?

— Там были опасности и беды… Остроголовые, песиголовцы, драконы, старички Картагины.

— А неприятности?

— Неприятности? Эго всякая мелочь. Разбойники, например, непогода всякая…

— Ну, на счет непогоды можешь, не беспокоится. Денек сегодня будет хороший. Без дождя.

— А я на счет разбойников тоже не беспокоюсь. Справимся как-нибудь. Не впервой.

Избор достал яйцо и положил его на землю.

В этот раз оно решило катится по дороге. Позевывая, и подбадривая друг друга, они пошли вслед за ним и вскоре их дорожка как ручей в реку, влилась в Большую дорогу.

Перед тем как ступить на нее Избор посмотрел на следы, что оставили путники прошедшие и проехавшие тут вчера. Дорога вынесла все — и людей и телеги с поклажей и коров и давешних верблюдов. Следов хватало на всех, но воевода был уверен в том, что след, которые оставят на дороге они, удивит кого угодно. Похоже было, что прошли не три человека с яйцом, а двое со змеей.

Пока яйцо крутилось, принюхиваясь, он посмотрел в небо.

— Интересно, чего это они нас в покое оставили? Ни ковров, ни остроголовых, ни засад…

— Это все по другую сторону гор осталось, — сказал Гаврила. — Там сейчас трясут… Кому в голову придет, что мы не к Киеву, а назад попремся?

— Да, — согласился Избор. — Нормальные люди так не сделают.

Где-то далеко за их спинами Солнце уже поднялось из-за края земли и во всю поливало ее животворным светом, а тут, в лесу царил полумрак. Легкий утренний туман оседал каплями на широких листьях боярышника. Его колючие заросли тянулись по левую сторону от них. Исин сорвал гроздь цветов, и время от времени нюхал их, наблюдая за галками, гонявшими друг друга вдоль дороги. Глядя на все это, Гаврила с душой выругался.