— Кончалось бы все это быстрее…

— Что? — переспросил Избор.

— Да надоело все это… Не человек, а….

Он поискал глазами с кем себя сравнить, на глаза попалась галка, суматошно и бестолково сновавшая над дорогой.

— Галка какая-то…

— Подожди… Может день еще, может два…

Что он еще мог сказать?

— И двух дней не прошло, а уже, — добавил Исин услышав разговор. — А что через неделю будет?

— Неделя? Ну, нет! — внутри у Гаврилы, все похолодело от мысли, что такое вполне возможно. — Не пугай. Если это яйцо нас сегодня не приведет к зеркалу, я его завтра съем…

— А чего тебе неймется? — притворно удивился Исин. — Идешь спокойно. Солнце голову не печет, никто по ней не стучит, ножом в спину не тычут… Драться захочешь — только ковчежец открой и тут же дракона пришлют. Поди, как плохо…

— Хочу быть как вы, — упрямо сказал Гаврила. — Чтобы если пардус — так на всех. Чтобы если трудности — то поровну. А не на четыре плеча…

Немного смущенный его горячностью Избор отмахнулся.

— Какие тут трудности? Слава Богам тут даже опасности нет, не то чтоб каких-то серьезных неприятностей. Иди только да ноги переставляй — вот и все тяготы. Даже чудно как-то…

Небо над ними розовело, прожаривая и румяня туши облаков. Нос Избора сморщился, когда луч сонца добрался до него, он чихнул. День обещал быть теплым, не летним даже, а весенним, только пчелы жужжали по летнему. Ничего плохого в такой день произойти просто не могло.

— А встретится кто? — прогудел в ухо Масленников, которого эти летние радости ничуть не трогали.

— Первый раз что-ли?

Гаврила выхватил меч и взмахнул им. Клинок пролетел сквозь Исина и через ствол огромной березы. Хазарин покачал головой, а Избор понимающе кивнул:

— Подраться захотелось?

Гарила поскреб в голове и признался.

— Подраться — это по возможности… Просто хочу, чтобы все как у людей…

Глядя на хазарина, беспечно размахивающего руками, на спину его, не отягощенную мечом, добавил.

— Случись что — хоть помочь смогу.

— Да что тут случится? — повторил воевода. Гаврила и сам не знал.

— Не знаю. Но что-нибудь обязательно…

Избор усмехнулся и вроде в шутку сказал:

— Завидуешь…. Нашел чему завидовать… Нам этих драк еще на всех хватит.

Гаврила молчал. Избор не душой даже, а просто кожей ощутил то, что посчитал Гавриловой завистью к нему и Исину.

— Ну, хочешь, что б тебе легче было, я тоже драться не буду? — вырвалось у воеводы.

Брови Масленникова поползли вверх.

— Ты соображаешь, что говоришь?

Под недоуменным взглядом богатыря воевода вскинул руку вверх, призывая в свидетели Богов.

— Конечно! Светлым Богам клянусь не вступать в драку до тех пор, пока ты не станешь таким как мы с Исином или…

Вылезающие на лоб глаза Гаврилы замедлили речь Избора..

— Или? — переспросил богатырь, не веривший ушам, но увидавший в этой оговорке проблеск присущего воеводе здравомыслия.

— Или до тех пор, пока с меня сапоги не снимут!

Воевода туже понял, что сморозил глупость и добавил, уменьшая ее размер.

— Или пока не дойду вон до того поворота…

Гаврила не решился ничего возразить, боясь показаться смешным, только сказал.

— Я думаю, что не зря на тебя надеюсь.

— А я надеюсь, что ничего не случится, — смущенный своей запальчивостью и данным обещанием сказал Избор. Гаврила посмотрел на него и чуть поколебавшись, кивнул. До поворота было не так уж и далеко — шагов сто.

— Вы чего? — спросил хазарин. — Умом повредились? Чего чудите?

Взгляд его перебегал с одного на другого, готовый рассмеяться при первой же улыбке. Но никто не улыбался.

— Не чудим… Шутим… — серьезно поправил его воевода. — Теперь, ежели что до поворота случится, тебе за всех стоять…

Исин повернулся и почти как Гаврила сделал несколько шагов спиной вперед.

— Постою… Надо было тебе Гаврила у купцов хотя бы оружием разжиться. Зря, что ли чудесами удивлял?..

Масленников пожал плечами, словно удивляясь нахальству хазарина.

— Я при мече, а если тебе что-нибудь от них нужно, мог бы со мной в костре постоять… Чего отстал-то? Огонь от тебя не дальше чем от меня был.

Хазарин посмотрел на не оставляющие следов богатырские ноги, на мягкую кожу сапог, не тронутую вчерашним пламенем.

— Так не холодно было… Вроде не зима. Чего в костре-то делать?

Гаврила не успел сказать, что хазарин должен был делать в костре. На глазах Избора он зачем-то скакнул в бок и стал медленно заваливаться вниз. В нелепом своем падении он замахал руками, то ли ища опору, то ли отмахиваясь от пыли, что поднялась над дорогой, упал на землю. Пальцы его прочертили десять глубоких борозд, а потом он вообще взлетел в воздух и повис над землей.

Неведомая сила дернула его в бок, перевернула и ногами вверх подняла к вершинам деревьев..

Никто не успел не рассмеяться, ни посочувствовать хазарину, вниз головой висевшему между деревьев — из кустов с обеих сторон полезли бородатые морды.

То, что это разбойники было ясно уже по их виду. Первый держал в руке изогнутую саблю, лезвие которой до половины терялось в окладистой бороде. Другие были не краше. На этот раз обошлось без молодецкого посвиста и без страшных воплей. Лихих людей оказалось пятеро, и они не стали тратиться на пустые крики против троих… нет теперь уже двоих — висевший в петле не счет — почти безоружных путников

— Верно люди говорят, «Кто рано встает, тому Бог дает!» — сказал кто-то из них. Голос был сиплым, словно говоривший еще не проснулся. Яйцо, почуяв, чем все это может кончится для него, нырнуло под громадный камень, лежавший у края дороги и затаилось.

Уверенные в своем превосходстве разбойники окружили их и бесцеремонно разглядывали. Избор поежился. Смотрели больше на него. Точнее на халат. Он вытянул шею, пытаясь рассмотреть за кучей разбойников, ставший вдруг очень далеким поворот, но встретился взглядом с атаманом и понял, что до него ему добежать не дадут.

Разбойники стояли молча, стараясь не спугнуть удачу, подавленные свалившимися невесть откуда счастьем. Наконец кто-то не выдержал и радостно изумленно воскликнул.

— Это же сколько тут каменьев? Столько и за год не пропьешь!

Очнувшись от этих слов, атаман свирепо напомнил.

— Кто это там хлебало разинул? Еще раз услышу — укорочу на голову. И пить нечем будет.