Он все греб и греб, уж взопрел его гребешок, когда на рассвете увидел перед собой незнакомую землю.

Это были владения Великого Хоря.

Горько заплакал Пет-Русь, поняв, что сейчас его растерзают и заживо сожрут набросившиеся со всех сторон крысы и хорьки… Но, на счастье Пет-Руся, был среди них сам Опус – главный помощник Великого Хоря.

– Кой прок от этого глупого, жилистого петуха, – сказал Опус, подавив подкатившую голодную слюну. – Я объявляю его пленным и немедленно доставлю повелителю.

– Угу, все одному только ему, ненасытная его утроба, – проворчал старый хорек.

– Это высокая политика, друг мой, – объяснил собрату Опус и избавил Пет-Руся от незамедлительного съедения.

Когда связанного зачем-то Пет-Руся втолкнули в нору к Великому Хорю, тот внимательно читал изъятые у пленника газеты «Грейдер» и «Голос Гудрона».

– Общепородная идея триединства… Куры спасли Рим, а гройлеры спасут мир… Тьфу ты, прямо птичий язык какой-то! Национальная идея обязательно должна базироваться на войне! А у вас, у кур, одна идея, одна национальная мечта. Общепородная.

– Какая же? – выдавил Пет-Русь сквозь туго перевязанный клюв.

– Какая, какая, – передразнил его Великий Хорь. – Да все такая же, как и во все времена! Чтоб пришел вами править добрый куриный царь – Петушок Золотой Гребешок. И – кукареку! Царствуй лежа на боку. Сам чтоб лежал и другим лежать давал.

– Оно так и неплохо бы, – просипел связанный по самый клюв Пет-Русь.

Великий Хорь поднялся, задумчиво походил взад-вперед.

По возвращении из продовольственной экспедиции (так называли в его княжестве двойную войну – против кур и гройлеров разом) авторитет Великого Хоря заметно поколебался. Опус и другие глашатаи поспешили объявить состоявшийся поход (заплыв) победоносным, но в это мало кто поверил из тех, что оставались дома. А уж стоило им взглянуть на оголенные, обваренные кипящим гудроном нижние конечности «Ударной дюжины» опоссумов, как сомнения в одержанной победе выросли аж до неприличия.

– Где же трофеи? – спрашивали себя оголодавшие хищники. – Где мясо кур и гройлеров? Где, наконец, пленные?

Поэтому появление пленного петуха было как нельзя кстати.

– Хочешь, Петя-Трус, жить у нас? – спросил петушка Великий Хорь.

Трудяга обиделся.

– Какой же я трус? Наравне со всеми против вас сражался. А зовут меня Пет-Русь, поелику русоперый я, русый.

– Ну-ну, ладно, Русый… Так хочешь ли ты жить на моем острове?

– Оно конечно, дома лучше, – рассудительно молвил Пет-Русь. – Одначе для меня главное, чтоб работа была. Мне работу давай, и я доволен.

– Ну, работа у нас найдется, – заверил пленника Великий Хорь. – Что делать можешь?

– Плотничать могу, колодцы копать могу, печи класть могу, – с готовностью перечислял Пет-Русь, жалея лишь о том, что веревки на лапках мешают ему загибать пальцы.

– Добре, – в тон ему порешил Великий Хорь. – И награду тебе выдам за добровольный переход на нашу сторону с ценной информацией из стана противника, то бишь о планах Империи Гройлеров в отношении Кур-Щавеля.

Пет-Русь даже не понял, что его новый хозяин назвал его изменником. В награду он получил возможность пастись на лужайках и вволю кормиться травкой да букашками.

Правда, на выпас Пет-Русь всегда ходил под охраной из верных Опусу опоссумов – а то, не ровен час, сожрут этого русого чудака озверевшие крысы и хорьки…

Ну а что же доцент Кур (бывший Петел)? Что готовило ему грядущее? Затвор ли в курной избе – на воде да на душистом сене? Долгие ли дебаты и самооправдания в «Ума палате»?

Скорее всего, вот что. Посудачили бы, покудахтали окольцовцы с окольцовками, да и… простили бы доценту его демарш (в котором, если честно, была гораздо большая доля отсебятины и предательства со стороны Конь-Кура).

Ну, не то чтобы простили – просто позабыли бы. А такие понятия, как «осуждать» или «прощать» были не особо-то в ходу среди обывателей Кур-Щавеля. Они предпочитали забыть… Или это просто сказывалось благодатное устройство их куриных мозгов?

А к доценту, назовись он хоть Петелом, хоть Куром, не только привыкли, а, как бы сказать… по-своему полюбили этого в меру дебелого и петушистого кукарекуна. От него всегда ждали какой-нибудь забавной выходки, он вносил свою лепту оживления в заседания «Ума палаты» наравне с курами-тизанками, «ястребом» Аямом, лягастым Легом…

И, по большому счету, никто всерьез не собирался задаваться вопросом: а когда и при каких обстоятельствах был окольцован серебряным ободком этот милый до безобразия Чика-Кука-Петел-Кур? Раз уж есть у него ободок, так пусть уж и дальше будет…

Но доцента угораздило смертельно оскорбиться на прозвище Кур-Гузый, хотя, если вдуматься, ничего такого уж чересчур унизительного в этом придуманном Конь-Куром имени и не было. У всех кур и петушков были и гузки, и даже гузна… Что естественно – то ведь не обидно, верно?

Каково же было удивление Конь-Кура, когда на следующий день, спозаранку подходя к избе-редакции газеты «Курям», он увидел у входа нетерпеливо подпрыгивающего доцента!

– Что это вас, любезный, принесло ни свет ни заря? – холодно приветствовал издатель кривящегося от негодования «автора» нашумевшей статьи.

– Требую опровержения, – чревовещал доцент. – Вы все подло переврали в моей рукописи!

– Ну да, потребовалась определенная редактура, – пожал плечами Конь-Кур. – Это в порядке вещей. Тем более, что написано было курицей… То есть – как курица лапой.

– В порядке вещей? – возопил фальцетом потерпевший. – То – что меня теперь все по вашей милости зовут Кургузым, это, вы считаете, в порядке вещей? Даже моя жена Петелька смеется надо мной! Говорит, что и не мечтала стать когда-нибудь «мадам Кургузихой»!

– А вы бы почаще ее топтали, Петел, – презрительно молвил Конь-Кур. – Тогда, поверьте моему опыту, ей было бы совершенно наплевать, как именоваться. Впрочем, что ж мы стоим под дверью? Прошу вас, входите!

Доцент, сопя от возмущения, протиснулся в избу-редакцию, вслед за ним по-барски вошел Конь-Кур.

– Вы своей статьей – заметьте, не моей, а своей! – выставили меня на посмешище «Куриным мозгам», а сами под сурдинку стали секретарем собрания! Это ведь нож мясника в спину доверчивой птице, вы зарезали меня, выпустили из меня кровь!

– Надо же, он еще меня в чем-то упрекает! – возмутился в свою очередь Конь-Кур. – Если бы вы не сбежали трусливо из «Ума Палаты», проявили бы подобающую окольцовцу выдержку – мол, плюйте, плюйте мне в глаза, для меня все это – как утренняя роса! – то секретарем собрания стали бы вы! Я назначил бы вас на эту должность, после того как меня утвердили бы председателем президиума! Неужели вы всерьез рассчитывали, что такого бездарного кукарекуна, как вы, окольцовцы возведут на высший пост в государстве? До чего же вы глупы, Кур… Гузый! Вы, оказывается, дурак, доцент. Редкостный дурак. Прямо – коллекционный.