Но всякий раз не хватало духа, и, зажмурившись, мистер Бройль вновь затворял замок и бежал прочь, подальше от ТОГО, ЧТО таилось за секретной дверью. В другой раз, лучше в другой раз, твердил себе Главный Канцеляр, переваливаясь на своих окороках куда подальше.

Однако сегодня мистер Гройль, казалось, решился. И тому были очень даже веские причины…

Не так уж неправ был Великий Хорь, когда объявлял своим подданным, что война против Империи Гройлеров выиграна. То есть, конечно же, атаку Хищных Зубастиков гройлеры отбили при помощи бурлящего гудрона, но заплатили за эту кратковременную победу просто немыслимую цену…

Империя оказалась беззащитной для врагов!

И великое счастье, что в Княжестве Хищных Зубастиков об этом знать не знали и ведать не ведали!

– Еще одна такая атака, и всем нам конец, – мрачно просипел мистер Грой, главный химик, технолог и косметолог империи на совете у Главного Канцеляра.

– Конец, – подавленно пробасил Гро.

Все дело в том, что гудрон изготавливался из мазута, а мазут гройлеры добывали из природных, вечно кипящих мазутных гейзеров. Из этих гейзеров мазут при помощи насосов и труб поступал на близлежащий завод по производству гудрона, где трудилось большинство населения империи.

При отражении высадки десанта «Ударной дюжины» опоссумов огромное количество жидкого гудрона растеклось вдоль побережья, и часть этой зловонной жижи стекла в долину мазутных гейзеров. Захлебнулись этой вязкой массой насосы, и мазут перестал поступать на гудронный завод.

Завод встал. Гудрон больше не производился. Подступиться к насосам, качающим мазут, чтобы заменить их или отремонтировать, не было никакой возможности: все вокруг кипело гудронной лавой.

Но главной бедой стала даже не эта.

Гудрон, стекший в долину мазутных гейзеров, продолжал кипеть и кипеть, подогреваемый снизу раскаленным вулканом мазута. При этом по всей империи волнами расходилась такая жуткая вонь, что дышать на улицах столицы стало просто невыносимо.

Кожа гройлеров покрывалась отвратительными радужными пятнами, они валились с ног от нехватки кислорода.

Конечно, на 166-м этаже Имперского Небоскреба дышалось легко и свободно: здесь гулял ветер поднебесья. Так что жизнеобеспечение «головки» гройлерного государства не было нарушено катастрофой.

Но ведь внизу были тысячи раскормленных гройлеров, а вдобавок – еще и громадный инкубатор!

– Что порешим? – вяло спросил мистер Гройль.

– Ничего не порешим, – в тон ему отвечал Гро. – Пока. А там видно будет. Часть гройлеров передохнет? Да и хорь с ними. Инкубатор еще наделает.

– А в Куростане говорят: «Клуши еще наплодят», – зачем-то вставил учитель-воспитатель Грр.

– Да ведь инкубатор тоже отравлен зловонием, – возразил мистеру Гро мистер Грой, главный химик и технолог, он же – заведующий этим самым инкубатором.

Но что-то надо было все-таки решать. И мистер Гройль, вежливо выпроводив ближайших советников из своего пентхауса, опять очутился у бронированно-гудронированной дверцы. Сегодня он должен туда войти – на кону судьба империи и, соответственно, ее Главного Канцеляра.

И он вошел. С трепетом, отчасти – со злорадством, чуть-чуть – со страхом от предстоящего соприкосновения с иным миром, иным разумом.

В небольшой уютно обставленной комнате со вращающейся кормушкой в стене стояло у окна невысокое существо. Существо было одето в халат с капюшоном. Стояло оно спиной к вошедшему, неподвижно глядя в широкое окно.

А там, за окном, как и из спальни Главного Канцеляра, было видно ТО, что венчало Великую Стелу, ТО, чему, сами того не ведая и никогда не видевши, покланялись все жители империи… Где юные, только что прошедшие обязательную санацию желторотые цыплята приносили присягу верности и посвящались в гройлеры.

Прямо напротив окна, в нескольких метрах, парила над империей фигура ее основателя, выполненная из сверхпрочного гудрона и покрытая бронзовым напылением. Это был памятник… петуху! Как есть – петуху, с лихо вздернутым хвостом, зубчатым гребешком на голове, серьгами и хрящеватой бородкой. А главное – с полным оперением!

Вот кто был на самом деле идолом многих тысяч оголенных санацией гройлеров, куроподобных существ без гребешков и шпор, без пола, без роду и племени.

Это гудронное петушье изваяние за окном было точной, многократно увеличенной копией ТОГО, КТО стоял сейчас спиной к вошедшему Главному Канцеляру империи. Того, кто неотрывно смотрел на памятник самому себе и был погружен в горькие мысли о причудливости судьбы…

Когда-то он был любящим семьянином, мужем и отцом, и жена Глаша ласково называла его Петей, Петенькой… И всего у них было в достатке: соломенная крыша над головой в их уютной избе-курятнике, и золотистого пшена, и зеленой травы, и хрустальной водицы из речки Поколенки. А главное – был мир душевный, лад семейный и то самое, что принято называть тихим счастьем.

А потом… В один радостный день (злосчастный день, как станет ясно позже!) его женушка, Рябая Глаша, снесла первое в их совместной жизни яичко. И было оно, как то и положено у чилийских карликовых арауканов, небесно-голубого цвета. И было это яйцо роковым…

Пока Глаша высиживала яйцо, Карлик Петя ночей не спал. Вот он, шанс резко изменить судьбу, взлететь по-настоящему, а вовсе не на «Канатной Орбите», что протянута над Площадью Яйца! Его собственное, снесенное курочкой Глашей яйцо возведет карлика и карлицу на недосягаемые прежде вершины!

С тех пор он и стал называть себя Питом, а не Петей – для солидности, конечно. Какой ко всем червям может быть Кукаректор университета по имени Петя? Курам на смех… Пит! Нет, академик Пит – вот это совсем другое дело… Это «Куриные мозги» воспримут как должное.

И вот он в одночасье – и академик, и кукаректор, а жена его, безропотная Глаша, столь же безропотно сидит и вяжет на своих спицах во главе президиума «Ума палаты»! От этого можно было сойти с ума. И, похоже, в какой-то момент именно это и произошло с Карликом Питом. Ибо только безумный может добровольно, собственными когтистыми лапами, растерзать свое счастье, обречь себя на скитания, одиночество, позор и проклятия соотечественников!

А тогда ему казалось, что он поймал свою волну, вытащил своего счастливого червя! Маленького петушка понесло… Уж лучше б его «пронесло» – как в грубом, физиологическом смысле, так и в плане дальнейшего жизненного пути. Пронесло мимо тех стремительных и кажущихся эпохальными поступков!

Карлик Пит был существом наблюдательным, и как-то, в разгар летнего солнечного дня, он подметил, что солнце, пронзая набежавшее облачко, преломляет свой свет на синий и фиолетовый… Карлик пошел на то место, куда падали эти лучи, и обнаружил (или так ему показалось, хотелось, чтобы именно это он и увидел!) – так вот, почудилось Питу, что трава в этом месте гуще и сочнее, насекомые – крупнее и вальяжнее…