Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Услышав за спиной стремительные шаги, Анджелина пошла быстрее, но Колин успел схватить ее за руку.
– Подожди.
Она посмотрела на него.
– Я согласилась тебе помочь, потому что думала: ты заслужил право доказать свою состоятельность, – можешь на меня не рассчитывать, если так мало уважаешь собственную семью.
Он распахнул дверь соседней спальни.
– Заходи. Агнес моет лестничные перила, и мне не хочется, чтобы она нас услышала.
Анджелина зашла внутрь и обернулась к нему.
– Ты слишком легко судишь других.
От гнева у него затрепетали ноздри.
– Это я слишком легко сужу? Это вы несправедливо судите обо мне, миледи. Все, что я сделал, – просто перечислил факты, а вы делаете вид, будто знаете, как я отношусь к своим родным.
– А что я должна была подумать, когда ты так высокомерно говорил о Маргарет? Обстоятельства второй женитьбы твоего отца не имеют значения. Маркиз ее обожает, иначе и быть не может. Она принесла с собой счастье и свет в его жизнь после кончины твоей матери. Только вот чего я не могу понять – почему ты чураешься своей семьи?
– Тебе об этом ничего не известно.
Колин недавно назвал себя эгоистом, и теперь она в это поверила.
– Ты не приезжал домой с самого Рождества. Твои сестры взрослеют, даже не зная своего брата, и я подозреваю, этим ты обижаешь Маргарет.
– Я ничем ее не обижаю. У нас с ней нет близких отношений и никогда не было.
Как он может оставаться таким бесчувственным?
– И кто виноват? Ты для этого совсем не прикладываешь усилий.
– А тебе в голову не приходила простая мысль, что это она не прикладывала никаких усилий?
Анджелина покачала головой:
– Глупости!
– Я думаю, глупость – это требовать каких-то усилий от восьмилетнего мальчишки.
– То есть?
– Отец женился во второй раз, когда я жил в Итоне. Я ничего не знал, пока он не забрал меня из школы на рождественские каникулы. Он просто сообщил, что теперь у меня есть мачеха. В свои восемь лет я даже не знал, как к ней обращаться: называть ее мамой не мог, – никому и в голову не пришло объяснить мне, как себя вести, и я промучился несколько дней.
– Не верю, что они с маркизом могли об этом позабыть.
– Мне нет смысла врать. Я жил с этим, а ты – нет.
– Как это могло случиться? Маргарет слишком добра, чтобы игнорировать ребенка.
– Она меня не игнорировала. Просто мы были чужими.
– Все равно не понимаю, – пожала плечами Анджелина.
– Это было давным-давно, но мне только сейчас стало понятно, почему все так неловко получилось. Ее воспитали как леди, но между таким воспитанием и знанием условностей общества огромная дистанция. Я представляю, как ей было трудно приспособиться к новой жизни. Она должна была быть в ужасе от этого. Ты не задумывалась, почему она так полагается на герцогиню?
– Они подруги.
– Верно, но эта дружба возникла скорее всего из-за того, что твоя мать по доброте душевной поняла, что Маргарет тяжело в чуждом ей обществе и ей нужна помощь. В те давние дни она была совсем молодой и, вероятно, испуганной и подавленной.
– Ты был ребенком. Откуда тебе это известно?
– Я запомнил, как несколько дам приехали к нам в Лондоне с визитом. Мне было восемь или девять. Когда они уехали, я увидел, как Маргарет сидела в гостиной и плакала.
Анджелина разгладила юбки.
– Я об этом не догадывалась.
– Мы родились в этом мире; ей же нужно было многому научиться, чтобы войти в него. Но помимо всего этого приходилось возиться с несчастным пасынком.
Она нахмурилась, расстроившись из-за своих скоропалительных выводов.
– Пожалуйста, прости меня: я даже не подозревала…
– Да не за что: просто так сложились обстоятельства. Большую часть года я жил в школе, а половину летних каникул проводил с Гарри, на свиноферме у его дядьки. Я был счастлив там, да и в школе тоже, а вот от семьи постепенно стал отдаляться все больше и больше. Я обожаю моих сестричек, хоть они и младше меня вдвое, радуюсь, что отец нашел свое счастье с Маргарет, но они живут своей жизнью, а я – своей. Никто ни в чем не виноват. Просто так получилось.
Анджелина чувствовала себя отвратительно.
– Прости, я тебя недооценивала.
Он переступил с ноги на ногу.
– Не так уж ты была не права. Многие годы я был обижен, чувствовал себя отверженным. С моей стороны это, без сомнения, было ошибочным восприятием окружающего.
– Я думаю, это было трудно для всей твоей семьи – ведь вы пережили такие драматические события.
– Приехав в Дирфилд, я был поражен, как выросли мои сестры, – сказал Колин и, помолчав, добавил: – Мне, конечно, придется постараться, чтобы навести мосты.
– Еще раз прошу: извини. Уж кому-кому, а не мне тебя осуждать – сама не ангел.
– И все равно не заслуживаешь, чтобы тебя третировали.
Анджелина горестно вздохнула, а он сказал:
– И не надо себя винить.
В его словах слышалось искреннее сочувствие, которого она не заслуживала. С самого начала у нее возникли кое-какие подозрения относительно Брентмура, поскольку девушкой она была вполне здравомыслящей, однако тщеславие и гордыня заглушили голос разума. И все потому, что слышала, как за спиной шушукаются: «Ей уже двадцать восемь лет, возраст критический, а все не замужем». Она не приняла во внимание предостережения матери, что слишком долго засиделась в девицах, и жестоко поплатилась. Ей бы не быть столь разборчивой да поторопиться с замужеством, и не пришлось бы хвататься за Брентмура.
– К сожалению, я ничего не могу изменить.
– Верно, но ты можешь двигаться дальше. Не позволяй им разрушить твою жизнь.
Он ее не понимает. Ей не под силу искупить вину перед семьей, которая до сих пор не оправилась от удара, что она нанесла.
За завтраком на следующее утро
Колин, быстро разделавшись с яичницей, сосисками и булочкой, допил чай и улыбнулся Анджелине.
– Мне не терпится приняться за дела.
– Мне тоже. Захвачу с собой передник, чтобы помогать тебе на чердаке.
– На чердаке? – удивилась Маргарет. – Вы что, сами туда полезете?
Уайкоф нахмурился:
– Анджелина, для такой работы есть прислуга. Пусть она и займется.
– Нет, там осталось много нужного, так что моя помощь необходима.
Колина радовало, что сегодня она в хорошем настроении, и после разговора с отцом он хотел довести до сведения Уайкофа, что поместье они оставят за собой.