Генерал выключил воду и вытер лицо бумажным полотенцем. Горько усмехнулся возникшему перед глазами образу профессора. Что же ты наделал, Вяземский? Почему ты пришел в больницу именно тогда? Как же нам теперь все это исправить? Бельский вышел в коридор и быстро спустился по лестнице на подземную стоянку. Сел в автомобиль и устало положил голову на руль. Свет, зажегшийся от звука его шагов, погас, и генерал остался в темноте. Он был близок к отчаянию и не мог отогнать от себя мысли, что сделать уже ничего нельзя. Все бессмысленно. И ему остается лишь наблюдать, как безжалостный монстр искажает и коверкает время в угоду своим желаниям. Книжник и так всегда злоупотреблял своим превосходством, но теперь получил истинную свободу. Что он станет с ней делать теперь, когда Луццатто мертв, Бельский мог только гадать. И от предчувствий его мутило и бросало в дрожь.

Он часто бывал свидетелем тому, как избыток свободы развращает человеческую мораль. И был сторонником радикальных ограничений. Чем меньше у людей свободы, тем лучше для них. С развитием науки и технологий человечество получило слишком много возможностей, и в конечном итоге к чему это привело? Люди выдумывают себе новые права, отрицают разумные доводы. Пытаются умножить свою свободу, жонглируя правдой и подвергая сомнению традиции и законы. Даже религия не в силах справиться с возрастающей независимостью человеческой морали.

Бельский не был верующим, но признавал необходимость подобного придатка политической системы, несущего сдерживающую функцию. Церковь всегда опиралась на старые догмы, в отличие от постоянно развивающейся нравственности и разума. И долгое время ей удавалось держать людей в страхе перед потусторонней силой, недоступной для понимания большинства умов. Бог – свидетель, от которого не избавиться, он присматривает за тобой, даже когда ты один. И это работало. Не для всех, но работало. И по мнению генерала, сейчас это было просто необходимо. И если религия больше не выполняла свое предназначение, контроль следовало передать военным. Скольких проблем удалось бы избежать, если бы человечество развивалось под строгим наблюдением военной доктрины. Такие, как Луццатто и Книжник, просто не смогли бы появиться на свет. И не было бы сейчас этих чудовищных неразрешимых проблем. Этих игр со временем. Этого мутного страха, сочащегося из всех пор. И дурака Вяземского, по вине которого Книжник стал практически неуязвим.

Должен быть способ его убить. Должен. Думай, генерал. Врасплох застать его не получится – он не позволит приблизиться к себе и на двадцать шагов. Если не убить его сразу, он вернется в прошлое и предотвратит покушение. Вяземского привлекать нельзя – профессору может изменить доселе сопутствующая удача, и Книжник его прикончит. Да и черт бы с ним. Но он может пригодиться в качестве отвлекающего маневра. Бельский вспоминал все свои операции, пытаясь выискать в памяти что-то, что могло бы помочь ему справиться с Книжником. Понять, в какой момент его враг станет наиболее уязвим. Очевидно, что искать слабые места Книжника бесполезно. Их у него нет. И по всей видимости, никогда и не было. Напрасно он пытался вытрясти из Луццатто информацию о том, где может скрываться Книжник. Ублюдок никому не доверял. В том числе и своему близкому другу. После стольких лет просто пристрелить умирающего старика. На это способен только безжалостный урод, для которого Луццатто ничего не значил. Вероятно, для Книжника вообще не существовало людей, которых он считал бы своими близкими. Нет, на этот крючок рыбу не поймать. Жаль, что Бельский не догадался до этого раньше. Бесполезно искать ответы в прошлом. Важно понять, как действовать дальше. Что Книжник собирается делать? Как станет использовать свои способности? Попытается вытащить Луццатто? Не допустить крушения их империи? Вряд ли. Он слишком эгоистичен, чтобы думать о ком-либо, кроме себя. Все его действия будут направлены на… На что? Бельский не знал. Впервые в жизни он не мог предугадать действий своего противника.

Бельский завел мотор и выехал со стоянки. Может быть, при свете дня ему явятся решения, которых он не видит в темноте. Достав телефон, генерал увидел, что ему дважды звонил Вяземский. Перезванивать не хотелось. Какими бы благими ни были намерения профессора, в ситуации с Книжником виноват именно он. Бельский поймал себя на мысли, что все чаще думает о времени. Что изменилось бы, если бы он убил Книжника раньше? Если бы Вяземский не забрал его из больницы? Если бы генерал не позвонил профессору, впервые услышав о комнате Уварова? Он не мог повернуть время вспять и посмотреть, каким стал бы мир, прими он иные решения. А Книжник мог. И в этом факте сосредоточилась вся несправедливость Вселенной. Насмешка судьбы, одарившая гнусного убийцу абсолютным превосходством.

Бельский съехал с оживленной автострады и свернул на крохотную улочку, всю заставленную яркими цветочными клумбами. Проезжая мимо ресторана, он почувствовал, как проголодался. Попытался вспомнить, когда ел последний раз, и не смог. Надо заехать в кафе и что-нибудь перехватить. Но сначала принять душ. Холодный. До мурашек. Чтобы смыть с себя все это дерьмо. Кровь полковника и мысли о Книжнике. Генерал доехал до перекрестка и свернул на дорогу в пригород. Доехал до своего небольшого уютного дома на одной из самых тихих улиц Сент-Этьена. И войдя, с наслаждением погрузился в атмосферу душноватых комнат.

Бельский редко бывал здесь, но все вокруг соответствовало его вкусу и предпочтениям. Охотничьи трофеи на стенах, коллекция холодного оружия: кинжалы, даги, и – предмет особой гордости генерала – настоящая древнеримская спата. Недавно Бельский добавил в коллекцию еще одну необычную вещицу – резную деревянную явару. Бельский нашел ее в онкологическим центре, в руке мертвого Мозеса Луццатто. Он догадался, что явара имела какое-то личное, символическое значение для Книжника, поэтому не отдал ее в отдел улик, а забрал себе. И некоторое время, пока Книжник находился в больнице, генерал думал о ней как о знаке своей победы над Луццатто и Книжником. Взглянув на явару теперь, генерал понял, что она всегда была просто вещью – и еще одной тайной, которую ему не суждено разгадать.

Вздохнув, он разделся и сложил грязную одежду в черный пластиковый пакет. Крепко завязал и отбросил в угол. Потом он сожжет ее – подальше от города. Бельский зашел в душевую кабину и повернул кран холодной воды. Ударившие в спину струи заставили его вздрогнуть, но главная цель оказалась достигнута. На несколько минут генерал забыл о своих проблемах и сосредоточился на ощущениях. Вылезая, он чувствовал, как от холода у него стучат зубы. Какая-то мысль все всплывала в голове, но ускользала раньше, чем он успевал оформить ее во что-то конкретное.

Одевшись, он вышел из дома и поехал в ближайший ресторан. Сел за столик и, не глядя в меню, заказал стейк.

– С кровью? – обратилась к нему миловидная официантка, и представив сочащееся кровью мясо, Бельский скривился. Нет уж, крови на сегодня достаточно.

Он покачал головой и, когда официантка отошла, достал телефон и загрузил расписание рейсов Лион – Москва. Ближайший самолет, на котором мог улететь полковник, отправлялся только в семь вечера. Значит, Терехов еще в аэропорту. В Москву он прилетит около одиннадцати по местному времени. Генерал посмотрел на часы. За подсвеченным стеклом крутились два циферблата – Бельский работал на две страны и старался учитывать разницу в часовых поясах. Время. Еще никогда оно не имело столько значения.