Ситуация складывалась абсурдная: презрев мораль, я стал примерным семьянином. Каждое утро, сбагрив обузу в детсад, я отправлялся зарабатывать деньги. К обеду я возвращался домой, готовил пожрать, конечно, себе, а заодно и всем, кто со мной проживал. Затем сладко дрых, пока под ухом не звякала эсэмэска, где и когда мы сможем сегодня встретиться. После свидания сломя голову несся в детсад, чтобы забрать Малыша до того, как меня станут разыскивать. Потом кормил, укладывал спать, а то и читал сказки, если обуза засыпать не желала – а она не желала, как правило, хоть убей.

Теперь я знал точно: семья есть искусство. И если не лезть в экзистенциальные дебри и морализаторство, не заморачиваться, не париться, быть проще и смотреть на жизнь легче – то, в общем-то, все было хорошо.

Неприятности начались с появлением Кеши.

Я, правда, не знал еще, что это именно неприятности.

Был апрель. В зоопарк приехала делегация из Америки. Вихрем пронесся слух о вероятном создании «СП». Собственно, речь шла конкретно об «Обезьяннике», но возбудились все: вдруг что-нибудь, да обломится. От лаборатории командировали меня, как штатного проходимца.

Войдя в «Обезьянник», я увидел друга студенческой юности. Мы обнялись. У Кеши все было окей. Он работал в национальном зоопарке Сан-Диего. Непосредственным его профессиональным делом в науке стал малоизвестный вид обезьян – «бонобо».

На следующий день собрались втроем: я, он и Андрон. Сентиментальная встреча старых друзей, ностальгия. Точнее говоря, встретились вчетвером, ибо к Андрону, как это водится, приклеилась баба. Никуда уж не деться. Любава. В плане визита стояла лекция о «бонобо», которую должен прочесть гость из Америки. Конференц-зал. Я сел слева, Андрон справа. Любава промеж. Под грохот аплодисментов Кеша взбежал на трибуну…

Бонобо – редкая порода африканских обезьян. Близкие родственники шимпанзе, бонобо выглядят много изящней: высокий лоб, алые губы, длинные ноги. Питаются фруктами и, в отличие от родни, никогда не охотятся на других обезьян. Латинское имя этих приматов – Pan Paniscus. Но ученые называют их «бонобо», образуя от слова глагол, не имеющий печатных синонимов. Проще говоря, подразумевается секс. Бонобо – единственные из животных, которые могут совокупляться лицом к лицу. Впрочем, не только. Репертуар их позиций настолько богат, словно они прочли «Кама Сутру». Как минимум, они развлекаются поцелуями. При желании практикуют секс оральный, гомосексуальный, бисексуальный, групповой, а также сольный – и это помимо банального коитуса, коему предаются каждые полтора часа. Шимпанзе и бонобо одинаково родственны человеку. Когда-то у них были общие предки. Но всего каких-то парочку миллионов лет назад человекообразные обезьяны разошлись по разным путям развития. Шимпанзе агрессивнее, между ними часто бывают драки. В их племени предводительствуют самцы. Бонобо – деликатнее. В стае лидируют особи женского пола. Бонобо воинственность чужда: все агрессивные тенденции вытеснил секс. Многие полагают, что человек биологически склонен к конфликту, к войне. После знакомства с бонобо этого нельзя с уверенностью утверждать. Возможно, у человечества есть альтернатива, и возможно, человек не совсем таков, каковым по привычке себя считает. Между прочим, у нас с бонобо 98 % общих генов. Неудивительно, что в Америке появилось общество «Polyamory society». Его члены уверены: только подражая любвеобильным предкам, человек получает шанс спастись от порочного человечества. Всякий раз, едва возникает конфликтная ситуация, бонобо не дерутся, а совокупляются. Сообщество бонобо, эту живую утопию, связывают узы гораздо более эффективные, нежели деньги и власть. Теория эволюции, как и любая наука, подвержена моде. Перед Второй Мировой войной ученые объявили нашими предками павианов, известных жесткой иерархией внутри стаи, воинственностью к чужакам и агрессивностью к слабым особям. После кошмара войны биологи склонились в своем выборе предков к более «интеллектуальным» человекоподобным – шимпанзе. Сегодня на нашем горизонте взошли бонобо. Они подают пример иной философии жизни. Они учат мудрости и гармонии, естественной бесконфликтности, взаимообусловленной радости. И кто знает, возможно, когда-нибудь наступит такая эпоха, когда мы резюмируем без тени иронии: «Любовь побеждает всё»…

В ушах еще стоял грохот аплодисментов, а Кеша уже тащил нас отметить встречу. Через центр города на такси, ресторан русской кухни – все свидетельствовало о том, что наш друг превратился в американца.

Заведение оказалось дороговатым. Даже Андрон, изучая меню, нахмурился. Кеша дарственно успокоил: для него наши цены «ноу проблем» – что только добавило нам смятения. Каждый, в принципе, мог бы за себя заплатить, но кусок в горло вряд ли полез бы. «Американец» же откровенно швырялся деньгами. Получалось, он принц, а мы – нищие.

Впрочем, после нескольких рюмок все сгладилось, сблизилось, пришло к общему знаменателю. Мы снова были друзьями. Просто, давно не виделись.

– А помните, как мы впервые пошли в Макдоналдс? – улыбчиво вспомнил Кеша. – Так же втроем. Сорри, вчетвером!

– Только жена была другая, – вставил Андрон. – И платил тогда я!

– А когда вышли на улицу, случилась война!

Все рассмеялись. Кто бы чего ни ляпнул, все казалось смешным. Настроение росло со скоростью мыльного пузыря.

Мы с Любавой искоса переглядывались и тоже хохмили, и тоже смеялись, во тьме души, однако, затаенно помалкивая.

В ближайшее свидание Любава спросила меня:

– Скажи… ты спишь со своей женой?

Дело было в машине. Мы с ней только что отлюбили. Я лежал в откинутом кресле, она нежилась сверху – и вдруг пригвоздила пытливым взглядом, не дернуться.

– Да как сказать…

– Говори прямо.

– Конечно… Ведь у нас одна на двоих кровать.

– Я не это имею в виду. Ты знаешь, о чем я…

– Ну… если ты так настаиваешь… Да.

Она тут же скатилась в соседнее кресло, принялась судорожно заправляться. Я привстал, потянулся рукою. Она отдернулась. Глаза налились трагическим блеском.

– Ты не так поняла. С женой, это совсем другое.

– Да нет же, это именно то самое!

Выскочила, хлопнула, машина аж вся задрожала. Я ринулся следом, застегивая штаны.

– Постой, постой! Откровенность за откровенность! Раз уж ты спросила, то и я имею право спросить! – Я нагнал ее, обнял. – А ты? Ты спишь с Андроном?

Она снова вырвалась. Прошла шаг-другой и остановилась, не оборачиваясь.

– Это нельзя сравнивать, – пробормотала она. – Андрон мужчина. Он сильнее. Он меня…

– Что?.. Что он с тобой делает?

– Не знаю… Всё.

– Ты хочешь сказать… он тебя… насилует?

– Не знаю… Наверное… Да.

Я почувствовал боль. Пронзила кинжалом, я стиснул зубы. Я знал, имя боли – ревность. И не застонал. Видно, тяжкая доля мужчины – терпеть любовника жены и мужа любовницы. Не впервой. У меня был опыт. Я терпел.