Во время Рождества 1162 года в Шербуре состоялся пленарный суд. Не первый раз Алиенора преодолела все препятствия, чтобы вывезти в свет своих старших детей — Плантагенетов. Что станется с ее маленьким Генрихом по ту сторону Ла-Манша? Она идет быстрым шагом, волосы развеваются на ветру, ободренная мыслью, что ее царственный супруг не станет бушевать в предстоящие праздничные часы. Однако Алиенора заблуждается. Навстречу ей бежал молодой дворянин из окружения короля.

— Поспешите, моя королева, королю совсем плохо. Один из клерков архиепископа Кентерберийского специально прибыл из Англии. Он передал нашему королю маленький свиток, и самое главное — маленькую шкатулку.

Да какое ей дело до того, что было послано Томасом Беккетом, это касается только супруга, а не ее сына. Она должна помочь Генриху преодолеть один из приступов ярости, которая приводит его в ужасное состояние. Когда королева приходит во дворец, там царит всеобщее замешательство. Она сразу поднимается в их комнату. Увидев супруга, лежащим на полу с искаженным лицом, Алиенора поняла, что нельзя терять ни минуты. Она достала маленький кусочек лакричного дерева, привезенный с Востока крестоносцами, и положила его в рот Генриха, чтобы тот не смог высунуть язык. Затем потребовала принести небольшую миску свежей воды и уксуса, быстро перемешала содержимое и намочила в этой смеси кусок льняной ткани, которую положила на лоб сопротивлявшегося супруга. Через несколько долгих, казавшихся бесконечными, минут король успокаивается и приходит в себя.

— Меня предали так, как не предавали ни одного короля на свете.

Алиенора оставила рядом с собой всего двух слуг. Генрих рыдает:

— Поступить так со мной, его королем, в то время как я добился для него от Святого престола двойной возможности для власти: светской и церковной. Вернуть мне большую печать великого канцлера Англии. Это гнусно. Ах, мой нежный друг, я сегодня в трауре, безжалостный рок внезапно превращает существо, живущее в вашем сердце, в мертвеца. Я потерял человека, которого любил. Лучше бы он погиб на поле боя, в расцвете славы!

Алиенора, потрясенная, проклинает Беккета, этого постоянного источника конфликтов. Спесивый, самодовольный, самоуверенный, порывающий со всеми, кто не разделяет его убеждений, очаровательный в общении со своим наставником Теобальдом и своим королем Генрихом. Конечно, она не станет сейчас отягчать вину человека, которого ее супруг любил как брата, но потихоньку ему намекнет, что этот траур может стать возможностью воспрянуть духом и встретить лицом к лицу свою судьбу и своих недругов, как и подобает взрослому, закаленному в войнах мужчине. Ведь Генрих — король, и эту корону, тяжесть которой он порой перекладывал на старшего по возрасту, теперь придется нести самому. Этот бунтовщик Беккет — первый крупный провал с тех пор, как Плантагенет надел корону, однако он получил власть таким молодым.

В этом году на Рождество праздника не устраивали, и Алиенора радуется, что увидит своего маленького Генриха в Англии. Она больше ничего не хочет слышать о Беккете и мечтает видеть его как можно реже. Но Генрих без устали повторяет: «Я заставлю его признаться в измене… Кем он будет без меня, без своего короля? Я научу его, как от меня отказываться, ему не хватит всей жизни, чтобы загладить свою вину…» Как трудно жить рядом с мужчиной с сильным характером! И особенно с таким необузданным. По крайней мере, Алиенора была довольна, что не беременна к тому моменту, когда придется садиться на корабль, который повезет их в Англию, и она не будет страдать от запаха свежей рыбы, идущего от сетей.

Размышляя о поэме «Тристан-юродивый»[86], этой замечательной и трагической любовной эпопее, Алиенора считает, что сама слишком дорого платит за любовь к Плантагенету.

Глухое опасение и особенно страх будущей старости делали Алиенору хрупкой. Когда она влюбилась в Генриха, то не могла оценить всю степень риска. Она поверила в возрождение. Королева не хотела потерять того, кто был более чем предупредительный супруг, любовник-завоеватель, великий король. К счастью, длинное послание Эрменгарды прибывает в момент, когда сундуки и весь багаж, необходимый для жизни при дворе, были собраны перед погрузкой в трюм. При чтении письма подруги черты лица Алиеноры разглаживаются. Она постепенно начинает смеяться молодым заразительным смехом, как будто виконтесса рядом с ней. Генрих, вначале печальный и брюзгливый, словно отсутствующий, мало-помалу приближается к своей супруге. Любопытство возобладало. Виконтесса всегда в курсе всех событий.

— Эрменгарда забавная, — восклицает Алиенора, — даже когда пишет о Папе Александре и об антипапе Викторе. «Что должен думать Бог, — пишет она, — когда видит, как эти двое борются за одну тиару, воруют друг у друга церковные украшения? Бог, у которого из одежды только саван, которым его обернули после его мучения, когда его положили в могилу!» Она говорит об этом в таком игривом тоне, наша Эрменгарда. Но это серьезные слова… «Конечно, невозможно для Папы оставаться в Риме. Он находит приют в Лациуме в летней резиденции пап в Аграни… но даже там стены ненадежны![87]»

Под конец чтения Алиенора вздыхает. Надо заметить, что, в свою очередь, Генрих уже получил отчет о словах и действиях Томаса со времени приезда того в Англию. Известно, что все свои надежды Томас возлагает на собор в Туре, который намечен на май 1163 года. Он еще не потерял надежды сделать из этого собора символ сплочения всех христиан под знаменем Александра, законно избранного Папы. Беккет поедет туда, и уже многие паломники выразили желание сопровождать его. Он сядет на корабль на побережье в Кенте, которое полностью принадлежит архиепископству Кентерберийскому, присоединится к Теобальду Эльзасскому, затем вернется во владения Генриха в Нормандии, по дороге в Тур.

— Вы видите, моя дорогая, что мне надо поехать в Англию: наш замечательный друг не терял ни минуты с тех пор, как оказался там. Нужен приказ — мой или его, мы увидим.

Алиенора, радуясь, что вновь убедилась, насколько Генрих по-прежнему энергичен, не могла удержаться, чтобы не высказать своего восхищения. Король привлек ее к себе. Он разоткровенничался:

— Нам еще предстоит много совместных дел, Алиенора, и вы доказали вашу привязанность ко мне. Вы ведете себя, как подобает королеве Англии. Любезной королеве — любезный король. Я потерял советника, брата, дорогое мне существо. Но, по крайней мере, у меня осталась моя супруга. Моя мать Матильда права, она достойнее своей репутации.