«Новороссийск» медленно продвигался на юго-запад. Спереди на его нос с интервалом в 15–20 секунд наваливались огромные волны высотой с пятиэтажный дом. Судно опускало корму и тяжело карабкалось наверх, но… мощности и скорости для взятия «высоты» не хватало. В результате верхушка волны полностью его накрывала. С надстроек вниз устремлялись бурные потоки, затем вся вода с угрожающей скоростью неслась по палубе к корме.

Палуба в такую погоду, естественно, пустовала. Все члены команды и пассажиры находились в рабочих помещениях надстройки или под главной палубой.

Проклиная надоевшую качку, Люда возвращалась с обеда из кают-компании. Шла по узкому коридору, опираясь то о левую стену, то о правую.

Вот и каюта. Открыв незапертую дверь, она изумленно остановилась на пороге. У окна стоял Сафонов и с интересом рассматривал рисунок Феди.

— Людочка! — воскликнул он, увидев вернувшуюся хозяйку. — А я как раз хотел поговорить!

Та молча переступила порог, но дверь сознательно закрывать не стала, давая понять, что не одобряет беспардонных визитов.

— Вы извините, если в душу лезу, но… — Улыбающийся мужчина повернул к ней рисунок и щелкнул пальцем по нарисованному Петрову. — Просто не вполне понимаю: почему вы хотите развестись с мужем?

— Пьет. Бьет. Изменяет, — намеренно беспечным тоном ответила она.

— Сомневаюсь.

Людмила вздохнула:

— Ну, тогда я влюбилась в другого. Так лучше?

— Лю-юда, — укоризненно протянул Сафонов. — Поговаривают, что, когда вы подавали заявление о разводе, Андрей Николаевич так красноречиво и убедительно вас отговаривал, что сотрудница ЗАГСа прослезилась.

Молодая женщина отвела взгляд; ее напускная беспечность исчезла.

В каюте повисла неловкая пауза. Владимир поставил рисунок на место, прикрыл дверь каюты. И негромко сказал:

— Он ведь у вас правдолюбец — не может держать язык за зубами. Поэтому до сих пор по общагам и маетесь. Начальство, оно такое — не любит, когда ему перечат.

Она подошла к иллюминатору, за которым бушевала непогода, и встала к Сафонову спиной. Потом неопределенно качнула головой, словно не зная, развивать эту тему или нет.

И все же глухо произнесла:

— К чему этот разговор?

— Людочка, вы только поймите правильно: я ведь хочу вам помочь!

— Чувствуется.

— Петров же вас любит! И вы его. Но то, что он может дать семье со своим характером, это… Скажем так: это не то будущее, которое вы хотели бы для своего ребенка.

Она нервно повела плечиками. Дескать, без вас как-нибудь разберемся.

Однако он настаивал на своем, говоря пылко и уверенно:

— Но выход-то есть! Понимаете? Выход реально имеется!

Людмила медленно повернулась и вопросительно посмотрела на Сафонова…

* * *

Личико у Владимира Сафонова было смазливым, взгляд — проницательным, память — свежей, а ум — на зависть многим сверстникам. Правда с фигурой, ростом и статью родители подкачали.

Дети, как известно, жестоки, и бедный Вова многократно пожалел о том, что рос щуплым и невысоким. Одноклассники часто над ним подшучивали и измывались. Иногда насильно уводили в школьный двор и били. Особенно часто его унижал самый большой и сильный в классе пацан — Юрка Барышников.

Примерно в те годы в голове Сафонова и зародилось желание пробиться наверх, получить реальную власть над людьми. Для того чтобы повелевать, распоряжаться судьбами и быть неприкасаемым.

В 16 лет, ведомый мечтой, он на свой страх и риск отправился в Управление КГБ по Ленинграду и Ленинградской области. Выслушав его просьбу посетить отдел кадров, дежурный офицер попросил предъявить документы.

Ознакомившись с ними, поинтересовался:

— Зачем вам нужен наш отдел кадров?

— Хочу работать в КГБ, — ответил Сафонов. И уточнил: — Отлавливать и уничтожать для пользы нашей Родины всяких отщепенцев и ненужный сброд.

— Похвально. — Офицер вернул ему паспорт. — Но я могу сказать вам то, что ответит начальник отдела кадров. Причем слово в слово.

Понимая, что дальше дежурного пройти не получится, Сафонов согласился:

— Готов выслушать.

— Во-первых, молодой человек, у нас есть одно неписаное правило: «инициативников» мы в свои ряды не берем. Во-вторых, в нашу организацию можно попасть только после службы в армии или окончив гражданский вуз.

Терять попусту время в армии Владимир не собирался. А потому уточнил:

— Какой именно нужно окончить вуз?

— Любой. Но предпочтительнее юридический.

— Закончить можно с тройками или обязательно с красным дипломом?

— Желательно иметь хорошие оценки.

— Спасибо за информацию, — кивнул юный посетитель и отправился восвояси.

Окончив школу, он подал документы на юрфак Ленинградского университета. И приложил все силы для того, чтобы хорошо сдать вступительные экзамены. Родители Сафонова были из «простых» — из рабочих. Это был большой плюс, и его зачислили.

Сокурсники запомнили его спокойным, сдержанным, не выделявшимся из основной массы студентов. Он упорно учился, осваивая юриспруденцию, не оставляя себе времени на гулянки, пирушки и девочек.

А на четвертом курсе его мечта, наконец, сбылась — на него вышли вербовщики из Комитета. После нескольких встреч с молодым студентом они поняли: это их человек.

Во-первых, его морально-политические взгляды были в «нужном русле» — абсолютная преданность партии и ни малейших сомнений в правильности действий высшего руководства страны.

Во-вторых, была в полном порядке анкета — ни единой судимости в семье. К тому же парень был из простой семьи и звезд с неба не хватал. Именно такие люди и требовались Комитету госбезопасности.

Затем последовали долгие месяцы проверок. С помощью своей агентуры Комитет выяснял его взгляды, убеждения, привычки, увлечения…

А когда Сафонову объявили, что он принят и отныне является сотрудником КГБ, он решил отметить это значимое событие и пригласил в ресторан своего единственного друга.

И они отметили. Разумеется, без объяснения Владимиром истинных причин торжества.

Ну, а со своим давним обидчиком — Юркой Барышниковым он все же поквитался. Учился тот слабо и, разумеется, никуда не поступил. После службы в армии зарабатывал извозом на старой «копейке». Сафонов случайно заметил его на площади Ленина у Финляндского вокзала. Не удержавшись, подошел, сухо кивнул. И снова услышал в свой адрес обидную пренебрежительную шуточку.

Зато когда Вова предъявил удостоверение с эмблемой Госбезопасности, тот изменился в лице и стал что-то бормотать в свое оправдание.