Остальные сидели допоздна, осмысливая случившееся. Новости шли противоречивые. Казалось, никто не знал, что же на самом деле произошло, кто выстрелил, кто был виноват, сколько людей погибло. По некоторым источникам, два десятка. По другим – человек пять. И то же самое по количеству раненых. Никто ни в чем не был уверен.

Наконец все ушли отдыхать, не зная, что еще сказать.

Из-за такого размаха событий полиция находилась в состоянии боевой готовности, и Танасису велели рано утром явиться на дежурство. Веки его отяжелели, но, опуская их, он видел смыкающуюся вокруг него толпу. Этой ночью его простыни пропитались холодным потом. Он проспал от силы пару часов.

Танасис встал до рассвета, дрожащими пальцами застегнул теплый серый мундир. Он всегда гордился формой, но сегодня стал из-за нее отличной мишенью. Взволнованный, он вышел в предрассветное утро и направился к центру города.

В пять часов на улицах еще царила тишина, цокали лишь металлические подковки его ботинок. В какой-то момент раздался протяжный вой, и Танасис ускорил шаг. Он не хотел стать свидетелем чужого горя. Перед ним выскочила черная тень, и он понял свою ошибку. Всего-навсего загулявшая кошка.

Пройдя половину пути, Танасис заметил, как с ним поравнялся фургон. Водитель опустил стекло, сверля юношу взглядом. Танасис повернул голову и поймал взгляд водителя, полный ненависти и укора.

– Убийца! – крикнул ему водитель и, сплюнув, уехал прочь.

В полицейском участке царила мрачная атмосфера, но, добравшись туда, Танасис все же облегченно выдохнул.

Его немедленно отправили на дежурство – по другую сторону площади Синтагма. Идти было пятнадцать минут, но у Танасиса дрожали ноги. Он казался себе до ужаса уязвимым, тем не менее гордо поднял голову и уставился прямо перед собой. На лице полицейского нет места страху, напомнил он себе.

Ближе к полудню, несмотря на протесты бабушки, Панос и Темис собрались на выход.

– Ты еще не окреп, – умоляла внука кирия Коралис.

– Я хочу отдать дань уважения погибшим.

– Йайа, это правда важно… – объясняла Темис.

– Но вы даже не знаете погибших! Не знаете даже их имен.

Панос и Темис переглянулись. Любой сторонник ЭЛАС, живой или мертвый, был им другом.

Взявшись за руки, они пошли по улице Патисион в направлении площади Омония. Шагали они медленно, Панос тяжело опирался на трость. Добравшись до центра, они попали в хвост длинной процессии.

Сами они почти ничего не видели, но по толпе ходили слухи о происходящем впереди. Похоже, что несли двадцать четыре гроба.

– Полиция уверяет, что они набиты камнями, – сказала женщина. – Но это неправда.

– В каждом лежит тело, – произнес другой. – Тело неповинного человека.

Над головами развевались флаги и растяжки. От влажного воздуха ткань потяжелела, но все так же колыхалась на ветру. Кое-где на ней мелькали красные пятна – кровь жертв.

– Здесь так много женщин, – заметила Темис.

Некоторые кричали на полицейского, безучастно стоявшего на углу улицы. Он ничего им не отвечал. В воздухе витало возбуждение, подогретое стонами скорбящих вдов.

Самый большой плакат гласил: «Под угрозой тирании люди выбирают либо цепи, либо оружие».

Полицейские, присматривавшие за порядком, имели при себе оружие, но сюда в ожидании столкновений подтянули и правительственные войска. Демонстрация прошла, а город оказался на пороховой бочке.

Темис и Панос медленно побрели домой, страшась последствий.

– Что-то назревает, – сказал Панос. – Я просто уверен. Эта процессия еще не конец.

Кирия Коралис места себе не находила от волнения:

– Как думаете, когда вернется Танасис? Он ведь расскажет нам, что происходит, так?

Танасис не вернулся в привычное время, но кое-что они узнали по радио. Войска ЭЛАС вошли в столицу и атаковали полицейские участки и правительственные здания. Повсюду разгорались столкновения, тысячи британских солдат присоединились к правительственной армии, чтобы сражаться с коммунистами.

– Вот видишь, – сказал Панос младшей сестре. – Этого они ждали. Шанса стереть нас с лица земли. Чертовы британцы!

Кирия Коралис неодобрительно глянула на внука:

– Прошу тебя, агапе му…

– Ш-ш, Панос, – сказала Маргарита. – Мы пытаемся послушать.

Темис последовала за Паносом на балкон. Он замер там с гневным лицом, сжимая перила так сильно, что побелели костяшки, и покуривая сигарету. Очевидно, он злился из-за того, что не мог поучаствовать в событиях.

– Знаю, что ты думаешь, – мягко сказала Темис.

– Одни чужаки на нашей земле сменились другими. Теперь нас атакует британский генерал, а не немецкий. Я говорил тебе, Темис, этот человек, Черчилль, заботится лишь об одном.

Темис кивнула. Все знали об отношении британского премьер-министра к коммунистам.

Стычки на улицах становились все более ожесточенными, холостыми патронами больше не стреляли.

Сражение набирало обороты, по радио передавали, что британские солдаты применили танки, стреляя по ЭЛАС, бойцы которой захватили многие полицейские участки и чуть ли не взяли контроль над городом. Насилие росло, в перекрестный огонь попадали мужчины, женщины и дети, оказавшись на пути противоборствующих фракций. Даже во время оккупации на улицах города не лилось столько крови. Нормальная жизнь остановилась. Закрылись магазины, рестораны, отели, не было электричества и воды. Снайперский огонь не давал людям выйти на улицы.

Спустя три дня кирия Коралис встревожилась не на шутку. С начала столкновений Танасис так и не вернулся в Патисию.

– Мой драгоценный мальчик, – бормотала она, рыдая над фотографией любимого внука, где он стоял на выпуске из полицейской академии. – Мой дорогой мальчик.

Количество погибших в боях разнилось, в полиции потери составляли около пяти сотен человек.

– Йайа, я схожу в госпиталь неподалеку от его участка, – сказала Маргарита утром четвертого дня, пытаясь приободрить бабушку. – Может, он там. Мы найдем его. Не волнуйся.

– Это так опасно, агапе му.

– Темис пойдет со мной, не так ли, Темис?

Младшая сестра считала безумием выходить в такое время на улицу. Мысленно она кричала: «Нет!» – но вслух ничего не сказала. Может, Танасис и служил во всем ненавистной полиции, но он также приходился ей братом.

Петляя по переулкам, девушки дошли до госпиталя Эвангелисмос. Они молча глядели на разрушенный центр города. Сестры с потрясением смотрели на разбитые витрины магазинов и кафе, исковерканные снарядами фасады зданий, стены, пробитые пулеметной очередью.

Маргарита винила во всем ЭЛАС, а Темис не сомневалась, что ответственность за произошедшее лежала на правительственной армии и британцах. Между сестрами повисла враждебная тишина.