Темис едва дышала, когда они проходили мимо нее. От запаха пота и крови мертвого ее чуть не стошнило во второй раз.

Немного оправившись от потрясения, члены семьи Коралис принялись подметать стеклянные осколки и убирать щепки, оттирать пятна с ковра и собирать гильзы. Стол вернули на место, и кирия Коралис несколько часов его полировала, стараясь избавиться от следов пуль. Они договорились, что назавтра поменяют стеклянные двери.

На следующий день раздался громкий взрыв. Все четверо помчались на балкон. В одной из квартир полыхал огонь.

Ее подожгли.

– Возможно, коммунисты приняли этот дом за наш, – сказала Маргарита. – Говорят, они нападают на всех, кто дает убежище врагам. К нам приходили британские солдаты.

– Никогда бы не подумала, что мы окажемся на линии фронта, – сказала кирия Коралис со слезами на глазах. – Надеюсь, что наш дорогой Танасис в безопасности.

Еще трое суток Афины оставались полем битвы. Внезапные выстрелы и рев снарядов заставляли семью нервничать. По слухам, некоторые улицы заминировали, стало опасно выходить за продуктами. Панос двигался медленно, поэтому посылали девочек.

– Хоть что-то их сблизило, – заметила кирия Коралис, обращаясь к молчаливому Паносу. – Приятно видеть, как они разговаривают, а не ссорятся.

Внук ничего ей не ответил.

– Как думаешь, им разрешат забрать Танасиса? – оживленно спросила бабушка.

Они до сих пор не догадывались, насколько серьезны его раны, но заходил Яннис и сказал, что Танасис в надежных руках.

– Йайа, мне кажется, сейчас ему нужен правильный медицинский уход, – ответил Панос, осознав, что бабушка ничего не поняла.

С наплывом солдат ЭЛАС в Афины ситуация ухудшилась. Продолжились бои с британскими войсками. Премьер-министр Папандреу вынес предложение о перемирии: он обещал пойти на компромисс, если коммунисты разоружатся. Однако доверия между двумя сторонами не было.

Панос, кирия Коралис и сестры проводили свои дни запертыми в доме, словно в ловушке. При тусклом декабрьском солнце в квартире было мрачнее обычного, к тому же балконные двери до сих пор стояли заколоченными. Семья усаживалась возле радио, слушая о трагических событиях, которые происходили совсем рядом.

Папандреу подал в отставку, и его сменил более ярый антикоммунист, генерал Пластирас. Король, находившийся с момента оккупации в изгнании, отложил свое возвращение до проведения референдума о монархии. Раскол в стране и так был достаточно ощутим, а сам факт существования королевской власти многие порицали.

Поползли слухи об отступлении ЭЛАС. Информация подтвердилась, как и то, что они забирают с собой пленных. Бойцы захватили тысячи людей и отвели их в горы. Их действия шокировали и левых, и правых.

– Какое варварство! – воскликнула Маргарита. – Людей вытаскивают из домов и заставляют маршировать босиком. Им приходится спать на холоде под открытым небом…

– Панос, почему они так поступают? – спрашивала Темис. – Как можно совершать подобное?

– Не знаю, Темис. Этому нет оправдания. Не понимаю, что за бес в них вселился.

– Может, от отчаяния? – предположила Маргарита. – Они знают, что проигрывают.

Панос и Темис не спорили, но и не оправдывали такое варварство. Из-за своих жестоких действий коммунисты теряли сторонников.

В феврале в Варкизе подписали соглашение, согласно которому коммунисты обязывались отпустить пленных и сложить оружие. В том же году обещали провести выборы в парламент. Наконец появился первый проблеск надежды, что семья Коралис сможет вернуться к прежней жизни.

– Нужно перевезти домой Танасиса, и все станет как прежде, – с вымученной улыбкой сказала кирия Коралис.

Никто не хотел разрушать бабушкиного оптимизма, но все понимали, что жизнь еще не скоро войдет в норму. Родные ждали, что Танасиса выпишут, но не знали, в каком он состоянии. Также оставалось под вопросом, когда он сможет вернуться на службу, но Яннис сказал, что ему назначат пособие по инвалидности.

Сейчас ни кирия Коралис, ни трое внуков ничего не зарабатывали. Панос считал перспективу жить за счет брата в высшей степени унизительной. Эти мысли он держал при себе, поскольку больше ничто не могло согреть и накормить их семью.

За два месяца никто почти не выходил из квартиры, а кирия Коралис и вовсе сидела все время дома. Она не видела ужасных разрушений, произошедших в городе. Пули, снаряды и мины оставили на теле Афин глубокие шрамы. Внучки не рассказали старушке, что их рабочие места сровняли с землей.

В начале марта привезли домой Танасиса. Утром полицейский фургон подбросил его до площади, и он мучительно, с трудом одолевая одну ступеньку за другой, поднялся на третий этаж.

Ему выдали новую форму, но к службе он был не пригоден. Половину лица скрывали бинты, рука висела на перевязи. Он больше никогда не сможет стрелять, поскольку лишился двух пальцев.

Увидев внука, кирия Коралис расплакалась. До этого он просил Янниса скрывать от родных тяжесть его ранений.

– Мой бедный мальчик, – заплакала она. – Что они с тобой сделали?

Пожилая женщина обняла его, как фарфоровую статуэтку, потом осторожно вывела на балкон. Усадила на стул, укрыла ноги пледом и зашла в квартиру сварить кофе. Впервые за год балкон осветили лучи солнца. Возможно, эта долгая ужасная зима подходила к концу. Деревья на площади тоже подали первые признаки жизни.

Танасис был рад вернуться домой. После госпитализации в отеле «Гранд Бретань», о которой он мало что помнил, его перевели в госпиталь Эвангелисмос, где он погрузился в отчаяние. Коммунисты считали полицейских врагами, раненых или нет, и, даже лежа там, Танасис боялся очередного нападения.

Братьям пришлось проводить время запертыми в квартире, не имея особых занятий, кроме чтения политических газет. Вскоре они оба достаточно окрепли, чтобы возобновить свои споры. Искра вспыхнула из-за подозрений, что условия соглашения в Варкизе не строго соблюдаются.

– ЭЛАС следовало давно сложить оружие, – сказал Танасис.

– Они так и сделали, – твердо ответил Панос.

– Но не автоматическое оружие, – сказал Танасис, хлопая по газете здоровой рукой. – Здесь говорится, они оставили себе все, за исключением негодного.

– Танасис, ты хочешь поспорить? – устало спросил Панос. – Мы оба не в том состоянии…

Темис слушала, но не вмешивалась. Она с грустью смотрела на братьев. Оба выросли из тех юных воителей, которыми считали себя, и пострадали не меньше, чем сам город.

Танасис ничего не ответил.

– На самом деле правительство тоже нарушило условия, – сказал Панос. – Они арестовали сотни бойцов ЭЛАС и бросили их в лагеря для пленных.

– А что, если те совершили преступления? – немедленно ответил Танасис.