последнем не слыхивали и гурьбой двинулись вслед за Верховным целителем, строго озирая пустые коридоры, в полной готовности предотвратить любую потенциальную опасность, которая могла угрожать новому начальнику.

Алексей Савельевич стремительно преодолевал один за другим лестничные пролёты и развивающиеся полы халата мотыльковыми крылышками, казалось, несли Верховного целителя вверх. Наконец он достиг третьего этажа и остановился, чтобы перевести дыхание.

За это время больничный гений успел сменить несколько масок на своём лице, начиная от говорящего само за себя облика «Дэй Икадзути» – божества грома до «Каппы» – водяного, который, как известно, был веселым и, судя по улыбке на лице, глуповатым парнем на сцене японского театра.

В конце концов, Боссель решил, что в данный момент ему больше подходит маска «Окина» – старца, и предводитель доморощенных борцов-больниционеров немедленно напялил её на своё лицо. Соответственно изменилась и его походка. Алексей Савельевич тяжёлым шагом с трудом добрёл до дверей своего кабинета.

Возле порога он глубоким кивком головы поблагодарил охранника-секретаря (прочие члены сопровождения остались на втором этаже), при этом маска чуть не упала с его лица, едва не обнажив ту маску, что была дана ему при рождении, и о которой её владелец давно позабыл.

Охранник предупредительно распахнул дверь перед Верховным целителем и немедленно прикрыл её, как только тот переступил порог. Алексей Савельевич остался в одиночестве, но даже здесь он не стал снимать маску «Окина». Ему нравилось осознавать себя мудрым советчиком и в то же время простым в быту и в общении с людьми. Это сладкое чувство скромного превосходства затеплило честолюбие предводителя, которое тут же возгорелось ярким пламенем тщеславия.

Боссель взял чистый лист бумаги и начертал заголовок второго декрета: «О политическом и лечебном образовании пациентов и товарищей – больниционеров».

1. Каждый больной имеет право осуществлять процесс лечения

2. Процесс лечения неотъемлем от политического процесса

3. В целях просвещения пациентов и больниционеров перед каждым приёмом пищи проводить митинг.

4. После подъема (7-00) и перед отбоем (23–00) проводить политическую информацию через средства общей радиотрансляции

5. Контроль за исполнением декрета провожу лично.

Алексей Савельевич прочитал написанный документ ещё раз и с удовлетворением приложил печать внизу текста, затем размашисто расписался. Затем неуклюже склонился над микрофоном прямой связи с секретарем охранником, ловко нажал кнопку и чётко ласковым тоном произнёс: «Товарищ, пригласите ко мне больниционера Хохотенко».

Рассвело. Новый предводитель НИИ психического здоровья поднялся с места и выключил лампу. За окном стало ещё светлее. Боссель хмыкнул и вновь щёлкнул выключателем – утренние сумерки вновь, как будто сгустились, затем опять выключил – на улице опять стало светлее. Несколько раз Верховный целитель повторил это действие и самодовольно заулыбался – ему вдруг показалось, что именно по мановению его властной руки на улице становилось то светлее, то темнее.

Алексей Савельевич всё-таки выключил лампу. Туман дымился, покрывая кусты сирени, пейзаж за окном терялся в утренней мгле. Когда Хохотенко вошёл в кабинет. Боссель задумчиво смотрел на улицу, любуясь просыпающейся природой. Сергей Ильич подобострастно присел, подождал несколько мгновений и кашлянул, чтобы привлечь внимание руководителя, а тот, не поворачивая головы, вдруг промолвил:

– Близ видно всё, а вдали туман, дымка…так и хочется взять тряпку и протереть запотевшее стекло, а протянешь руку и нет его.

– Кого нет? – не понял Полковник

– Запотевшего стекла нет.

– Вон чего… – протяжно произнёс Сергей Ильич и растерянно умолк. Только баян его томно охнул.

– Ты это, того… документ возьми, прочитай. Пропуска приготовил? – Боссель с трудом заставил себя поменять маску старца «Окина» на образ «Хэйта» – призрака воина в состоянии одержимости, который, впрочем, более напоминал молодцеватого испанского идальго в состоянии сортирной напряжённости после обильного пиршества.

– Всё ясно? – строго спросил Верховный целитель

Хохотенко внимательно посмотрел в лицо начальника и ответил:

– Так точно!

– Тогда раздай копии, кому положено и приготовь трибуну в столовой. Я речь говорить буду.

– Есть, – ещё более лаконично отреагировал заместитель по организационной работе и вскочил с места.

– Хотя постой. Трибуну не надо. Лучше бочку или ящик какой…я его сам себе придвину.

– Ну, ладно, – ответил Сергей Ильич, от удивления тут же позабыв о военном жаргоне.

– Свободен, – сурово отдал команду Боссель.

Хохотенко, прихватив баян, попятился и до момента выхода из кабинета свободной рукой придерживал на лице маску «Оокассики» – молодого послушника.

18

Утро нового дня новой эпохи мерзким змием окончательно вползло в стены психиатрической больницы. Освещение в коридорах было выключено в целях экономии сразу после полуночи, и теперь серая мгла с трудом проникала сквозь закрашенные окна, обнажая плоды ночного празднования прихода к власти нового управителя и установления режима справедливого лечения.

Свистунов шёл рядом с Тимофеем Ивановичем и поддерживал приятеля одной рукой. Некогда лакированный паркет стал ещё более скользким от обилия плевков, блевотины и пролитого дешёвого портвейна. Вся эта грязь была сдобрена окурками и пустыми бутылками, рваными пакетами от закуски. Зловоние тёплым потоком поднималось к потолку, искажая реальность, и поэтому охранник в дальнем конце коридора казался миражом.

Семён на мгновение отвлёкся и пнул пустую бутылку, а когда поднял глаза, то опять увидел в нескольких шагах впереди двоих неизвестных мужчин. Тех, что встретились ему накануне. Один из них, тот, что был в полувоенном френче и хромовых сапогах, поддерживал лысоватого интеллигента в старомодном костюме и галстуке в крапинку под локоть и вкрадчиво говорил: «…нет, вы меня не так поняли. Я ничего не имею против…».

В этот момент усатый осёкся и пристально посмотрел прямо в глаза Свистунова, а лысый чуть склонился вперёд и спросил Тимофея Ивановича:

– Скажите, как пройти к выходу?

Тимофей Иванович, не зная, что ответить посмотрел на Семёна, и тот растерянно произнёс:

– Вам парадное или чёрный вход?

– Зачем спрашиваешь? Не вход, а выход. Конечно парадное, – опередил попутчика усатый.

– Тогда на второй этаж, направо, а там спросите, – ответил Свистунов и вопросительно посмотрел на Тимофея Ивановича, а когда оглянулся, странной парочки уже не было. Как будто незнакомцы растаяли в воздухе.

– Нет, я с ними не знаком, – прозвучал ответ нового постояльца на немой вопрос Свистунова. Оставшуюся часть пути шли молча. Семён Семёнович несколько раз оглядывался назад, но мужчины так больше не появились.

Только сейчас приятели обратили внимание, что никого, кроме той странной парочки не встретили на всём пути до самого пищеблока. Лишь охранники – больниционеры с красными повязками на рукавах дежурили на каждом медицинском посту и лестничных площадках.

Приятели переглянулись – новшества их обеспокоили, но выбора не было. Возле входа в пищеблок царил полный порядок. Обычного столпотворения не было, зато были два дюжих больниционера-охранника, которые забирали