водоворот безумия. Возможно, уже завтра ничей голос не сможет до меня докричаться, и я так и буду продолжать бродить в лабиринте собственной памяти. Вечно.

Ада крепко сжала мои дрожащие руки своими тёплыми и нежными. Она ничего не говорила, но лишь один её вид успокаивал. Лицо девушки, как всегда, оставалось решительным и непоколебимым. Несмотря на то, что она проявила грубость по отношению к королю, в её глазах не было и намёка на страх, и, пока дрожь не прошла окончательно, она мои руки так и не отпустила.

— Расскажи мне, — попросила Ада с теплотой и заботой.

Смотря на эту, сверкающую в пламени лунного света, девушку, в моей голове постепенно всё стало на свои места. Впервые за много лет, без явной на то причины, я решился рассказать кому-то о страхах, живших глубоко внутри меня.

— Я был третьим сыном в королевской семье Девериусов. Моего отца звали Гарольд, мать — Наоми, а двух старших братьев — Лудо и Михо. Лудо ты уже знаешь, а со всеми остальными имела честь познакомиться, проходя коридорами фамильной галереи. Как ты уже, наверное, догадалась — они давно мертвы. В нашем мире отличительным знаком знати являются рыжие волосы, ведь, по легенде, у того, кто положил начало самому существованию эксилей, волосы тоже были ярко-огненного оттенка. И вот впервые за всю нашу многовековую историю в королевской семье родился черноволосый изгой. Многие обвиняли в этом мою мать, говорили, что она погуляла на стороне, апосле этого ещё и посмела принести во дворец плод связи со слугой или дровосеком. Мне тоже неоднократно напоминали, что я вовсе не сын короля, а, возможно, даже и не сын королевы. Но мать всё отрицала, а Гарольд перед огромной толпой признал меня своим сыном и сообщил, что моё право оставаться во дворце никто не имеет права оспаривать.

Конечно, путешествие тропами прошлого приятных чувств мне никоим образом не доставляло, однако понимающая улыбка Ады сводила большую часть негативных эмоций на нет. Сделав глубокий вдох, я продолжил.

— Пускай меня и признали законнорождённым, я всегда был чужим в своём доме. Моим воспитанием занимались слуги, а не собственная мать. Мне не давали играть с братьями, да и с другими детьми тоже. Не разрешали появляться на балах и пиршествах, скрывали ото всех в надежде, что вскоре про позор моей матери и отца — про меня — забудет каждый. Конечно же, это было до боли обидно, но я никогда не жаловался, ведь отец старался скрасить моё пребывание в этом аду всеми возможными и невозможными способами. Когда мы собирались семьёй, мама и братья, дабы не спорить с ним, тоже делали вид, что я им не безразличен, ив такие моменты меня переполняло невероятное счастье. Подобным образом дела продолжались до тех пор, пока я не повзрослел настолько, что научился отличать ложь от истины. Мать ненавидела меня. Ненавидела за то, что после моего рождения другие стали не только косо смотреть на неё, но и ставить под вопрос самое важное в её жизни — право быть королевой. Наоми не раз избивала меня, запирала в подземельях, морила голодом. Подыгрывая ей, Михо тоже измывался надо мной, совершенно не скрывая своих садистских наклонностей. Лудо же предпочиталпросто игнорировать, с головой погрузившись в королевскую подготовку. Отец не знал об этом, а если и знал — то ничего не делал. Но сам он относился ко мне совершенно иначе. Я был наименее способным из нас троих, да ещё и черноволосым, ноон постоянно повторял, что видит во мне будущего короля. Гарольд учил меня политике, борьбе, владению мечом и много чего другому. Мать же, догадываясь о том, что отец хочет сделать черноволосое отребье своим преемником, возненавидела меня ещё больше. Несколько раз она даже пыталась убить собственного сына.

Я остановился, чтобы перевести дыхание и упорядочить мысли, но тут Ада заявила то, в чём я сам никогда не решился бысебе признаться.

— Но ты хотел, чтобы она тебя любила.

Ни Лудо, ни Вик, ни кто бы то ни было ещё не могли рассказать ей об этом, ведь во всём мире нет эксиля, знающего правду. Так почему же она говорит это с такой уверенностью? И что делать мне? Сказать правду? Или соврать, как обычно?

— Да, хотел, — ответил я, удивляясь собственной храбрости. — Пусть и ужасной, но Наоми была моей матерью, и я всегда хотел, чтобы однажды она меня признала.

Руки вновь начали дрожать, и Ада, заметившая это первой, снова к ним потянулась.

— Чем закончилась эта история? — спросила она с тревогой вместо любопытства.

— Я убил Наоми Девериус. Собственноручно лишил её головы. Это был приговор за измену, и я пожелал привести его в исполнение лично. Тем же мечом я убил и моего старшего брата Михо, да и, скорее всего, если бы Лудо не присягнул мне на верность, та же участь ждала б и его.

— Я просила конец истории, а это лишь её кульминация, — заявила Ада, когда я замолчал, раздумывая над тем, стоит ли продолжать говорить.

Удивительно, но она никак не отреагировала на сказанное мною до этого. И, не стану врать, именно это и заставило меня продолжить.

— Конца истории нет. Она и сейчас продолжается. Я часто вижу лицо своей матери в видениях или же во снах. Любое упоминание о ней вызывает в моей голове цепочку неприятных, но столь отчётливых воспоминаний. С каждым разом выбраться из лабиринта мыслей становится всё сложнее, и я знаю, что однажды буду вынужден остаться в нём навсегда. Хах, как же глупо… Не обращай внимания — я просто схожу с ума.

— Думаю, тебе ещё далеко до гордого звания «безумец», — улыбнулась Ада, вставая в полный рост и толкаяменя за собой.

— Что ты имеешь в виду? — поинтересовался я, тоже вставая.

— Знаешь, наверное, мне бы следовало сказать, что раз ты король, то имеешь право делать всё, что лишь пожелаешь, и тебе не следует убиваться правилами морали столь сильно. Но ясчитаю иначе. Ты король, но в тоже время ещё и Сирил Девериус. Нет ничего странного и тем более безумного в том, что тебя преследуют страхи и воспоминания. Ты человек, как-никак! Ой, я должна была сказать эксиль… Но дела это не меняет! Сейчас ты бежишь от прошлого — от мальчика Сирила — и прячешься за маской великого короля. Но не нужно бежать от него и, тем более, не нужно им жить — его нужно просто принять. Именно тот Сирил, что хотел быть с