Чтобы подняться на плачущий камень, пришлось вынуть кукри и обрубить мешающие колючие ветви. Хорошо, что имелись перчатки. Разведчица забралась наверх. Узкая щель, почти туннель, вела еще выше. Пахло каменной сыростью, пустотой. Прыгая с камня на камень, журчал крошечный ручеек.

Катрин спустилась обратно на берег. Идти в пещеру надлежало строго «на грани света и тьмы». Говоря попросту – на закате. Судя по неприятной скальной щели, подъем будет небезопасным, но нарушать инструкцию паломница не собиралась. Глупо проделать двухдневный путь и потом корить себя за то, что схалтурила при выполнении непосредственно обряда. Катрин собрала дров. В пещере топлива нет, придется тащить с собой. Понятно, откровенный идиотизм волочить с собой вязанку хвороста, и вообще глупо верить местным суевериям. Образованный человек не должен уподобляться наивным средневековым мистикам.

Это точно. Это с вампиршей спать очень мудро, и воображать, что владеешь замком и землями, прямо-таки эталон здравомыслия. Приперлась сюда, так уж доводи дело до конца как положено.

…Время тянулось медленно. Катрин подправила лезвия ножей и кукри. Еще раз накормила Вороного, отдала остатки моркови. Жеребец смотрел с подозрением, обычно хозяйка полагала морковь продуктом исключительной ценности и норовила побаловать мизерными порциями.

Если смотреть снизу, кажется, что до неба можно дотянуться рукой. Вот только взберись на вершину – и зачерпнешь в ладони легкого голубого тумана. Катрин так часто смотрела вверх, что шея заболела. В ущелье сгущался сырой сумрак, а там, в выси, все еще плыли игрушечно-белые пушистые облака, сияло жизнерадостное солнце. Вот жизнь, совсем недавно парилась, как в сауне, а теперь по спине бегают мурашки. И неизвестно, только ли от вечерней сырости.

Наконец облака стали менять цвет. Наступало время серой акварели.

– Пока, зайчик. Если что, дорогу найдешь. Только раньше времени деру не вздумай дать.

«Зайчик» жеребцу не понравился, но в принципе Вороной был согласен подождать.

Катрин перекинула через плечо плащ, взяла вязанку дров. Глефу пришлось оставить. На все рук не напасешься, а тут еще карабкаться предстоит незнамо сколько.

Паломница ступила с каменного карниза в узкий проход. Кусты перестали цеплять за одежду, сразу стало почти темно. Через десяток шагов шум реки растворился, исчез, только под ногами робко нашептывал ручеек-недоросток. Щель тайной тропы круто уводила вверх. Вскоре, кроме младенческого лепета воды, девушка начала слышать собственное дыхание. Скалолазка боялась поскользнуться, но подошвы сапог пока не подводили. Временами приходилось цепляться за камни обеими руками, временами под ногами оказывались удобные ступени, над формой которых кто-то сознательно потрудился.

Катрин уже собралась бросить вязанку сучьев и передохнуть, когда проход вывел на небольшую открытую площадку и позволил паломнице оглядеться. День почти угас. Заходящее солнце спряталось за вершинами. В небе бледно проглядывали первые звезды. Узкое пятно входа в пещеру скрывалось под скальным козырьком, и снизу его заметить было невозможно. Да и смотреть на этот искривленный в усмешке узкий каменный «рот» не хотелось.

Катрин подошла к краю площадки, глянула вниз. Камни, цепляющиеся за них кусты… Ни дна ущелья, ни Вороного не разглядеть. Внизу уже наступила ночь.

Катрин заставила себя посмотреть на вход в пещеру. Идти внутрь расхотелось. Как-то сразу и вполне определенно. Может, и хватит? Убедилась, что достопримечательность на месте, а подробнее изучим чудо природы в другой раз. Когда-нибудь. В компании опытных спелеологов, с надежной страховочкой. Дрова можно здесь оставить. Следующий раз шашлычок замаринуем, пивка прихватим…

Шпионка поморщилась. Шути не шути, а пора войти. Страхи и предчувствия – пошли они в задницу. Ножи на своих местах, все отлично.

Двигай.

Сердце замерло. Катрин пыталась разозлиться, но не могла. Глупо. Ведь чувствовала – в пещере нет никого опасного. В смысле, никого из тех, с кем можно разобраться отточенной сталью. И это ощущение пустоты лишь нагоняло жути.

Два коротких факела были приготовлены еще в замке. Катрин высекла огонь и, держа перед собой слегка чадящий факел, ступила под каменный свод. Темнота приняла, плотно обступила со всех сторон. Факел давал на удивление мало света – девушка не видела даже потолка. Пятно огня плыло вместе с ее движением. Довольно ровный пол, вдоль стен уступы, похожие на трибуны зрителей крошечного амфитеатра…

Катрин положила связку дров на середину площадки. Воздух пещеры был сух, едва слышное журчание ручейка лишь сгущало тишину.

Пусто. Забытое место. Простое, без всяких тайн. Небольшое, это паломница помнила по рассказу старого дарка, да и сейчас чувствовала, даже не видя, близость стен. Удобный ночлег. Но не настолько удобный, чтобы тащиться к нему два дня.

Уютно потрескивал костерок. Катрин, скрестив ноги, сидела на плаще. Спать еще не хотелось, жевать было нечего – все осталось в дорожном мешке. Фир Болг советовал не брать в пещеру ничего съестного. Девушка послушалась и теперь чувствовала себя глуповато. Доберутся до мешка грызуны какие-нибудь и мешок испортят, и седло погрызут. Конь мелочь гонять не станет, сочтет ниже своего достоинства. Нужно было мешок на куст подвесить…

По-настоящему расстроиться не получалось. Сейчас о привычных заботах как-то не думалось. Катрин смотрела на играющие языки пламени. Костер горел исправно, но вроде бы стал еще меньше. Мир сузился до пятна, которое можно охватить руками…

Паломница легла, осторожно вытянулась на плаще. Воздух пещеры хранил дневное тепло, хотя солнце, должно быть, никогда не заглядывало внутрь. Катрин стащила сапоги, блаженно пошевелила пальцами ног. Лежать было удобно, ничто не давило ни в спину, ни в копчик. Если верить старику, здесь провели ночь не один десяток людей и нелюдей, жаждущих ясности в своем смутном бытии. Только сам по себе комфорт каменного ложа вряд ли кардинально прибавляет ума. Укрываться Катрин не стала, только сунула под голову ножны с кукри.

Потолок не ощущался, темнота начиналась сразу перед лицом. Костерок совсем присмирел, едва дышал. Просто оранжевое пятнышко, угли даже потрескивать перестали. Новых сучьев Катрин подбрасывать не стала. Прикрыла ресницы и просто чувствовала теплое пятно рядом. Мыслей не было. Натруженная долгой ездой спина перестала ныть…

Костер вроде бы еще не совсем угас, и глаза девушка не открывала. Но темнота стала иной. Появился слабый блеск – наверное, мокрый бок камня. Звук ручейка Катрин уже давно не различала, он стал частью плотной, совершенной тишины. Паломница сквозь ресницы смотрела на тающий, призрачный, но никак не исчезающий глянец. Если подойти ближе, то, наверное, разглядишь свое зыбкое отражение. Вставать не хотелось. Думать и шевелиться – тоже…

Пусто. Давно не было так пусто. И спокойно.

Вдруг вспомнилась бабушка. Не та, что красиво говорила и все время элегантно играла длинным мундштуком из слоновой кости, хотя бросила курить еще в советские времена. Другая бабушка, которая осталась только на фото. Та, что стала мертвой и легла под пыльную плиту на Даниловском, еще до того как родилась внучка. Только сейчас Катрин видела не плиту дорогого черного мрамора. Пожилая, но еще интересная женщина близоруко улыбалась, перебирала стопку листов бумаги, исписанных четким почерком выпускницы университета. Стопка была пухлой. Бабушка сняла очки с толстыми стеклами, устало потерла переносицу. Там оставались розовые следы от полупрозрачной «янтарной» оправы. Бабуля взяла новый лист, близоруко сощурилась. За ее спиной появилась баба Феня, осторожно поставила на светлую крышку стола стакан с чаем. Такие тяжелые старинные подстаканники были на даче в Синевке…