Затем я увидела того, кого меньше всего ожидала увидеть. Костю.

Представляю, как потрудились сотрудники ФСБ, монтируя микрофоны и видеокамеру на щите. Селиванову, наверное, весь мундир продырявят, чтобы звездочки аж до гульфика навешать.

Мне все было слышно и без микрофонов.

— Я же сказал, — проронил Костя недовольным тоном, — чтобы вы не торчали здесь, а ждали меня в квартире поблизости отсюда.

— Я приду туда, а вы уже будете подниматься по трапу самолета, летящего в Москву? Рейс 22.00?

— Где контейнер?

— Все в соответствии с инструкцией, — ответил Белоцерковский. — В «ХЛЕБЕ».

Костя сунул руку под букву «б» и достал оттуда шариковую ручку.

— А деньги? — Белоцерковский походил сейчас на Кису Воробьянинова: «Мосье, же не манеж па сис жур. Подайте что-нибудь бывшему депутату Государственной думы».

— Деньги за углом дома, все по инструкции, — ответил Костя, удаляясь с контейнером в сторону сквера.

«Молодец, — про себя похвалила я его, — профессионал. За что деньги? За микропленку с отрывком из „Семнадцати мгновений весны“, которую я предусмотрительно засунула вместо настоящей».

Они скрылись за углом. По звукам, донесшимся оттуда, я поняла, что их схватили селивановские ребята.

Через некоторое время показалась уморительная пара. Два прихрамывающих Жоффрея де Пейрака. Подстреленные мной птички. Ну очень низкого полета.

Они стали отдирать все буквы со щита, но искомый контейнер так и не нашли.

Услышав шум подъезжающего автомобиля, они бросились в кусты, где их тоже благополучно повязали.

В автомобиле сидел Вагнер. Увидев разломанный щит, он резко развернулся, но у него тут же были прострелены шины автомобиля. Творчески работает товарищ Селиванов. Возможно, в душе уже видящий себя генералом…

Мне стало еще тоскливее. Если мне удастся все-таки найти Кафельщика, кто заплатит мне за это? Ведь моего клиента арестовали?

Ко мне подошел Селиванов. Я отдала ему микропленки.

— У меня нет слов, — проронил он. — Но скажи, а при чем здесь пекарни?

— При мне.

Он хотел отвезти меня на дачу к губернатору, чтобы отметить такое значительное событие, как спасение чести города. Но я отказалась.

— Скажите, Борис Васильевич, а кто этот высокий симпатичный мужчина? — спросила я, имея в виду Костю.

— Некто Юзич. Мы давно за ним наблюдаем.

«Да, конечно, добавьте еще, что это вы сами спланировали и разработали всю операцию», — подумала я.

— Мне надо бы с ним потолковать.

Селиванов привез меня к себе. Оставил одну в кабинете, куда вскоре привели и Костю.

— Ты? Здесь? — спросил он.

— Как видишь. Тружусь на благо Родины. Ты мне скажи, зачем ты нанял меня?

Он выглядел уставшим.

— Я любил ее. Ты ищешь убийцу?

— У меня нет стимула, — мрачно заметила я.

— Запоминай. 438754. Запомнила?

— Ну, запомнила, дальше-то что?

— Железнодорожный вокзал. Автоматическая камера хранения. Там лежит твой гонорар.

— Хорошо.

Его увели.

А я поехала, вернее, меня отвезли домой.

Уподобляясь толстовской норвежской семге в молоке, я долго лежала в ванне, вдыхая аромат каких-то полезных для восстановления нервной системы солей, и размышляла о женщине, которая сорвала «кафельный» пейзаж.

Значит, она все знала? И ничего не сделала для того, чтобы предотвратить преступления? Да ее убить мало за это.

Раздался звонок. Хорошо иметь телефон даже в ванной комнате.

Это был Влад. Помощничек, ничего не скажешь.

— Тебя еще интересуют результаты экспертизы? — спросил он.

— Да.

Я постаралась запомнить информацию, которую он мне сообщил. Хотя почти все это я уже знала сама.

— А что нового у тебя? — спросил он. — Дело продвигается?

— Когда продвинется, ты узнаешь об этом первым, — сказала я. И повесила трубку. Мне это начинало уже надоедать. Ты работай, а я тебя потом покормлю. Так, что ли? Хороший принцип. Ничего не скажешь.

Добравшись до постели, я почти сразу же уснула.

Утром я первым делом поехала в психиатрическую клинику. Спросила Маслову.

— Она не пришла, — сказали мне. — Заболела, наверное.

— А можно поговорить с кем-нибудь из врачей?

— А что вы хотите?

Я бы могла сказать, что не отказалась бы от путевки на Филиппины, где бы мне заменили сердце на железное да заодно предложили отдохнуть на одном из целительных озер, но здесь меня бы не поняли. А если бы и поняли, то определили бы в одну из своих палат.

Я представилась. Сказала, что речь идет о поимке опасного преступника.

И вот я снова оказалась в святая святых — кабинете, соседствующем с музеем пациентов.

Со мной разговаривал доктор Солодовников Виктор Сергеевич.

— Вы ищете того самого маньяка? Это ужасные преступления. Явно на сексуальной почве.

— Я догадалась, — вяло ответила я. — Можно мне взглянуть на ваш музей?

Он любезно вызвался побыть экскурсоводом.

Но едва я перешагнула порог музея, как поняла, что пейзаж Кафельщика исчез. На его месте висел какой-то странный натюрморт с пуговицами.

Я с трудом вытерпела эту вынужденную экскурсию, поблагодарила Солодовникова и как бы невзначай спросила:

— Скажите, а Маслова давно работает в вашей клинике?

— Чуть больше десяти лет.

— А где она работала раньше?

Он назвал адрес другой психиатрической лечебницы.

Она находилась почти на окраине города. Я еще не знала, зачем туда еду.

Территория лечебницы со всеми служебными пристройками занимала огромную площадь. Это был почти лес. Курортное место. Сразу за воротами гигантский щит коммунистических времен «ТАК ДЕРЖАТЬ!». Очевидно, это относилось в первую очередь к больным. Не бойтесь, мол, родина вам поможет. Но не помог им даже Запад. Я подумала, прогуливаясь между высокими соснами и елями, за стволами которых играло в прятки янтарное солнце, что территорию лечебницы можно было бы смело расширить до самых границ нашего многострадального государства. Все наши люди в той или иной мере больны.

Я села на скамью и задумалась.

Прочитав много литературы на тему сексопатологии, я уяснила для себя нечто очень важное: истоки преступлений, подобных тем, что происходили сегодня в нашем городе, надо искать в детстве.