Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не знаю, что такое «балагурство», – сказал Толя. – Но, кажется, у Алёши дико бомбит, что его спас какой-то юнец.
Вода за кормой забурлила. Образовалось что-то вроде воронки, от центра которой расходились большие волны.
– Машина, полный ход, – закричал адмирал, не вынимая трубки изо рта.
– Ах, самый полный давай! – повторило Чудо-юдо. – А то нас сейчас утянет.
Несколько рыбоградских кораблей и подводная лодка, которые сопровождали Толю в поисках Хрустальной Горы, поспешно отошли от центра воронки.
Адмирал, заложив руки за спину, крепко стоял на палубе. Он ничем не напоминал того сонного старичка, который говорил невпопад, заседая в Городском Совете.
Чудо-юдо ухватилось за перила специально выращенными для этого десятью руками.
В центре воронки показалась вершина Хрустальной Горы. Она стремительно росла, разгоняя волны. Корабли и пароход качались на огромных волнах, перепрыгивая с одной на другую.
Гора перестала расти. Её хрустальные бока блестели в свете заходящего солнца.
– Вижу, – показал трубкой адмирал.
Чудо-юдо создало себе подзорную трубу, а потом и глаз, к которой эту трубу прислонило:
– Ага, теперь и я вижу.
У подножия горы открылась большая пещера. На выходе из неё стояли три богатыря. Алёша Попович улыбался, глядя на заходящее солнце. Добрыня Никитич разминал плечи, словно готовился к схватке. Илья Муромец держал на руках мальчика.
Когда пароход подплыл к горе, Чудо-юдо первым сорвалось с палубы и устремилось к Толе:
– Я так переживало! Думало, что ты навечно остался с рыбами.
Чудо-юдо обхватило Толю всеми десятью руками и так прижало к себе, что мальчик чуть не провалился внутрь его бесформенного полупрозрачного тела.
– Царь-батюшка? – спросил Алёша Попович.
– Ах, – Чудо-юдо недоумённо дёрнулось. – Весьма польщён, но ты меня с чем-то путаешь.
– Глянь-ко, Илья, и правда он, – сказал Добрыня Никитич.
Илья Муромец приблизился к Чуду-Юду.
– Царь Берендей! Я рад, что ты не умер.
– Я тоже рад, что он не умер… – ответило Чудо-юдо.
Но Толя заметил, что внутри его бесформенного тела снова проступил тот образ бородача с весёлыми глазами, который мелькнул во время судебного заседания.
Чудо-юдо вывернулось из объятий и взлетело повыше:
– Кажется, ты, братец-богатырь, слишком долго в заточении пробыл. Чудо-юдо я обыкновенное.
– Ну, дружище, хватит притворяться, – молвил Илья Муромец, хватая Чудо-юдо ручищей. – Видать, ты всё ещё боишься, что мы под властью Кощея?
Чудо-юдо отбивалось от Ильи Муромца:
– Ай, смотри, куда хватаешь! А если бы у меня там был глаз?
Илья Муромец притянул Чудо-юдо к себе и сильно встряхнул, словно выбивал пыль из ковра:
– Давай, братец, приди-ка в себя. У нас много дел.
– Ах, я и радо было бы…
Но Илья Муромец ещё раз так встряхнул Чудо-юдо, что из него вылетела какая-то белая пыль. Существо тут же потеряло прозрачность и превратилось в того самого мужчину, которого Толя уже видел. Только глаза его были невесёлыми. В них блестели слёзы.
К этому времени все высадившиеся с кораблей рыбоградцы собрались вокруг богатырей и Толи. Адмирал, широко расставив ноги, пыхал потухшей трубкой. Обер-секретарь Синицын тайком утирал слёзы, он не верил, что богатыри живы и больше не буянят.
Откуда-то выскочил человек с каким-то фонарём в руке:
– Я из «Рыбоградской хроники», – сказал он. – Улыбнитесь для истории.
Вспышка на мгновение ослепила Толю, а всю толпу окутал белый дым. Толя догадался, что это сработал древний фотоаппарат.
Илья Муромец осторожно поставил бывшее Чудо-юдо на землю. Все три богатыря опустились перед царём Берендеем на колено и склонили головы.
Толя смутно знал, что до того, как Кощей одарил Русь своей добротой, этот царь правил в Стольном Граде. А три богатыря и другие князья вроде как подчинялись ему. Вместе они правили Русью.
«Но почему царь стал Чудом-юдом? – недоумевал Толя. – Довольно противным Чудом-юдом при том…»
– Прости меня, царь-батюшка, что я не уберёг Родину, – сказал Илья Муромец. – Охранял её от врага снаружи, а главный враг оказался внутри.
– Прости, что я не разгадал вовремя планы Кощея, – сказал Добрыня Никитич. – Злодей оказался хитрее.
– Прости, царь, что не присмотрел за этими двумя, – сказал Алёша Попович. – Без моего надзора – ничего не могут.
В толпе рыбоградцев кто-то захохотал, но тут же умолк, подавленный серьёзностью происходящего (или кулаком обер-секретаря).
– Ах, друзья… – сказал Берендей голосом Чуда-юда. Потом прокашлялся и сказал без придыхания: – Братцы, не вините себя в том, что я сам не углядел. Но мы наконец-то вместе, благодаря Толе из иного мира. Теперь мы исправим всё, что напортил Кощей. И… и мы сами.
Когда первые восторги освобождения богатырей улеглись, все взошли на корабли. Было решено приплыть в Рыбоград и там решить, что делать дальше.
На корабле люди окружили богатырей, оттирая Толю всё дальше и дальше от Чуда-юда, то есть от царя Берендея. В Рыбограде почти все знали истинную историю событий, поэтому никто богатырей не боялся. Всюду сновал фотограф «Рыбоградской хроники», пыхая вспышкой и закрывая Толю облаками дыма.
Толя отыскал укромное место подальше от толпы. Сев на связку толстых канатов, устремил взгляд на горизонт. Солнце почти зашло за Океан-море. Стало холоднее. Ветер тоже крепчал. Он снова вспомнил о Рите. Что сделала с ней Ведява? Обер-секретарь сказал, что она то ли за Кощея, то ли против него…
– Ах, вот ты где, – раздался голос со знакомыми интонациями. Царь Берендей сел рядом с Толей. – Любуешься закатом?
Понимая, что решаются великие и важные для государства дела, Толя помалкивал. Хотя его и подмывало спросить, а что богатыри и новоявленный царь Берендей думают о нём и Рите? Их кто-то спасать будет? Или все только спасением Руси заняты?
– Не переживай, – понимающе кивнул царь Берендей. – Ты и твоя сестрица навеки в моём сердце. Хочешь, когда свергнем Кощея, то назову в честь вас площадь в Стольном Граде?
Толе стало легче от весёлого голоса царя, но всё равно он смущался:
– Эм… царь-батюшка…
– Да?
– Блин, серьёзно? Мне теперь звать тебя батюшкой?
– А что такого? – удивился Берендей. – Коли не нравится, можешь просто обращаться «ваше величество».