С большим трудом открылся замок, было видно, что гараж очень долго не открывали, наверное, целый год. Но когда гараж в конце концов открылся и взору Лиз и Каталины предстал большой ярко-красный мотоцикл, Каталина даже ахнула.

Номер у него был точно такой же, как и рассказывала когда-то Лиз: год ее рождения и ее имя.

Каталина посмотрела на Лиз.

— Откуда ты узнала, что он будет здесь? — спросила Каталина.

Лиз покачала головой.

— Я надеялась, — сказала Лиз, — что его здесь не будет.

— И чей это мотоцикл?

— Ты же уже догадалась, что Ричарда.

— А он знает, что это ты тогда была там, на Большом мосту?

— Это мне еще предстоит выяснить, — сказала Лиз.

Они с трудом закрыли гараж, а Каталина даже попыталась восстановить помятый бурьян перед воротами.

Почти всю дорогу назад они ехали молча. И лишь подъезжая к городу, Каталина спросила Лиз, что она будет теперь делать.

— Я не знаю, — сказала Лиз, — надо подумать.

— Но Ричард ведь не виноват, — осторожно начала Каталина, — у него просто сломался мотоцикл.

— А в чем виновата я или Майкл?

— Никто ни в чем не виноват, это был просто несчастный случай.

— Да, и при этом у нас с Майклом просто остановились наши жизни.

— Но ведь твоя жизнь не остановилась, — сказала Каталина.

Лиз с тоской посмотрела на Каталину.

— Что ты называешь моей жизнью, — спросила Лиз, — вот это жалкое, неподвижное наблюдение за тем, как здорово, интересно и отныне недоступно для меня все вокруг?

Каталина не собиралась сдаваться.

— Но тебе многое доступно, — сказала она.

— Да, — сказала Лиз, — только я желала бы сама все это для себя решать, а не быть жертвой какого-то несчастного случая.

— И что ты собираешься теперь делать? — снова спросила Каталина.

— Я же тебе сказала, Кати, я не знаю, что собираюсь делать, я не знаю этого, — в сердцах сказала Лиз.

— Но Ричард тебя любит, в чем он виноват? Что не отсидел за вас положенный срок? Так он и так уже наказан за это тем, что его любимая девушка, по невероятному стечению обстоятельств, находится в таком положении.

— Да, Ричард ни в чем и ни перед кем не виноват. И никто ни в чем и ни перед кем не виноват.

— Лиз, не предпринимай ничего, я тебя прошу, — взмолилась Каталина, — такой человек, как Ричард, тебе никогда больше не встретится, нельзя отталкивать свое счастье.

— А счастье дается нам только один раз, — улыбнулась Лиз, — ты разве об этом забыла, Каталина?

Каталина с тревогой смотрела на Лиз.

— По крайней мере, дай мне слово, что ты ничего не предпримешь, пока еще раз хорошо обо всем не подумаешь, — попросила Каталина.

— Конечно, — сказала Лиз, — Ричард будет в городе только дня через два, так что у меня еще будет время обо всем подумать. А может быть, он сам и расскажет, как мне поступить.

— Ты только помни, что он тебя любит, — напомнила Каталина.

— А это уже его личные проблемы, — сказала Лиз.

Лиз подвезла Каталину к ее дому. Каталина пошла к себе, и на душе у нее было нехорошо.

Мы с Эдди в тот день сидели на лавочке под окнами Лиз и сторожили брошенную во дворе инвалидную коляску. И потому, когда Лиз въехала в свой двор, она сразу увидела там нас.

Лиз улыбнулась нам, и мы обрадовались, что у нее такое хорошее настроение. Хотя немного позже, когда мы помогли ей выбраться из машины, я заметил, что с ней было что-то не так.

Лиз уехала к себе, сказав нам с Эдди, что ей надо побыть одной.

Через два дня мы зашли за Лиз, чтобы идти на занятия. Мы сели на лавочку у нее во дворе, но она так и не появилась. Ни через час, ни через два часа.

Если бы она передумала идти на занятия, то она бы обязательно нам сказала. Во дворе стояла ее старая инвалидная коляска, а машины, которую ей всучил Ричард, не было.

Значит, Лиз не было дома, и было странно, что она не предупредила нас об этом. Такого в наших с ней отношениях еще не было.

На третьем часу ожидания мы с Эдди встали с лавочки и пошли на занятия, чтобы посмотреть, может, Лиз пошла туда сегодня без нас. Может, ее задержали какие-нибудь дела в городе и она не стала заезжать домой.

Но на занятиях ее тоже не было.

Тогда мы с Эдди стали волноваться. Вдобавок мы вспомнили, что последние два дня она была какая-то странная, замкнутая, да и вообще ей, кажется, было глубоко не до нас.

Неужели этот нехороший человек все-таки чем-то ее обидел? Я имею в виду, конечно, Ричарда, кого же еще.

Тогда мы решили пойти к сестре Лиз и узнать у нее, что с Лиз. Мы пришли к дому ее сестры и разузнали у консьержки номер ее квартиры.

И когда Каталина открыла нам дверь, она тут же спросила у нас:

— Что с Лиз?

И мы с Эдди только рты раскрыли.

— Это мы у вас хотели спросить, — сказал наконец-то я, — что с Лиз?

— А где живет Ричард, вы тоже не знаете? — спросила тогда Каталина.

— Не знаем, — сказали мы, — а что?

— Дело в том, что она пошла к нему, — сказала нам Каталина.

— Это еще зачем? — спросил я.

— Это долгий разговор, — сказала Каталина, — но все-таки пойдемте со мной на кухню, вместе подумаем, что нам делать, а то я тут одна совсем с ума схожу.

И мы пошли за ней по длинному коридору на ее кухню.

По дороге на кухню мы увидели, что дома она совсем не одна. Из-за двери, ведущей в гостиную, был виден ее муж, который важно лежал на большом диване и держал в руках свежую газету.

Но, видимо, мужу Каталины все происходящее вокруг него было настолько по барабану, что она уже давно не брала его в расчет.

Еще по коридору мимо нас носилось очень много детей Каталины. Все они играли в войну, и нам с Эдди перепало немало пуль по одному месту, пока мы не добрались до спасительной кухни.

На кухне, видимо, Каталина и жила. На плите у нее готовилась какая-то вкусная домашняя еда, а прямо на кухонном столе было разложено множество всевозможных справочников.

— Я ищу адрес Ричарда, — сказала нам Каталина, — но, по всей видимости, это какая-то военная тайна.

— А в городскую справку вы звонили? — спросил я.

— Конечно, звонила, — обиделась Каталина, — но там тоже не дают его адрес.

— Почему? — спросил я.

Каталина удивленно пожала плечами.

— Сказали, что он принадлежит к категории граждан, чьи адреса не выдаются посторонним людям, — сказала Каталина.