– Здравствуйте! – приветствовал его Гоголев.

Хозяин поднял на него добрые карие глаза.

– Здравствуйте. Кто будете?

– Я по делу.

Мужчина усмехнулся:

– А ко мне без дела давно перестали ходить. Стоит один раз с пути сбиться, и твои гости – в основном, из милиции. Приятели боятся, как бы и на них не упала тень моих грехов. Вы тоже так считаете?

– Это ерунда, – поморщился Гоголев. – Значит, ваши друзья только назывались таковыми, раз так быстро забыли все хорошее.

Савелий кивнул:

– Понятно. А ты, значит, не такой?

Гость пожал плечами и честно признался:

– Трудно сказать. У меня нет друзей, сидевших в тюрьме.

– Вот видишь, – протянул Ремизов. – А меня ты откуда знаешь?

– Люди добрые рассказали.

Ремизов поднялся со стула и протянул Гоголеву заскорузлую руку.

– Савелий.

Гоголев крепко пожал ее.

– Владимир.

– Чаю хочешь?

– Не откажусь.

– А чего покрепче?

– Жарко.

– Тогда располагайся. – Савелий скрылся в домике. Он появился через пять минут, неся закипевший электрический чайник. – Мед, варенье? Все своими руками приготовлено.

– И того, и другого, – пошутил гость.

Хозяин исполнил его просьбу. Вскоре маленький столик ломился от обилия блюдечек с лакомствами.

– Попробуй каждого, – посоветовал Ремизов. – Не пожалеешь.

– Обязательно.

Владимир накладывал в быстро пустевшую тарелочку все новые порции, ел да нахваливал. Что ни говори, а готовить Савелий умел.

Допив последний глоток чая, Гоголев обратился к хозяину:

– Напоили, накормили, а теперь пришел ваш черед узнать, что за гость к вам пожаловал.

Ремизов скривился в улыбке:

– И то верно. Чем интересуешься?

– Красовскими.

Ни один мускул не дрогнул на загорелом лице.

– Оба-на! А я к ним каким боком?

– Вас называли другом Тараса.

Савелий щелкнул пальцами.

– Так когда это было!

– Не так давно, – в тон ему ответил Владимир. – Не прошло и полгода.

Савелий подмигнул:

– А хоть бы и так! Из зоны он мне не пишет, на свидания не приглашает. Считай, кончилась наша дружба.

– Значит, вы его давно не видели?

Ремизов снова подмигнул:

– Ты же вроде сам подсчитал…

– И после побега он к вам не заходил?

После этих слов хозяин изменился в лице. Темная кожа побелела, губы посинели и задрожали.

– Что ты сказал?!

– Бежал он, голубчик, – повторил Гоголев. – А вы не знали?

– Не знал, – выдохнул Савелий. – А кто тебе-то об этом сказал?

– Знающие люди. Поэтому я и пришел к вам.

Ремизов вновь скривил губы в недоброй усмешке.

– Обыск устроишь? Только зря это. Нет его здесь и не было!

Владимир сжал его руку.

– Верю. И обыскивать не собираюсь. Я же не из органов.

Савелий хлопнул в ладоши.

– Надо же! Вот уже полчаса вдвоем сидим, а я все еще не знаю, кто ты. Давай, колись, милок. А то нечестно это: ты про меня – все, а я про тебя – ничего.

Гость покорно наклонил голову.

– Зовут меня Владимир Гоголев. Я писатель из Черноморска.

Хозяин удивленно крякнул:

– Эва откуда пожаловал! Значит, действительно, родственничек мой тебе понадобился.

Владимир вытаращил глаза.

– Родственник?!

– Конечно. Тарас – мой троюродный племянник, – Савелий вздохнул. – Видишь ли, до того, как меня посадили за воровство, я проживал в другом городе. Выпустили меня, сказали – иди на все четыре стороны, а идти-то мне, оказывается, и некуда. Бывшая жена продала хату и умчалась, как Дианка, в неизвестном направлении. Пришлось мне вспомнить о племяше в Малаховке. Когда Тарасик еще маленьким был, он часто приезжал со своей матерью к нам в гости. Жили мы под Питером, в собственном коттедже. Я ведь не какой-нибудь ворюга с малых лет! В то время я занимал высокий пост в городе. Квартира шикарная, дача… Ну, а потом бес меня попутал. Были у меня деньги, и немалые, а хотелось иметь еще больше. Вот мы с приятелем руки свои в кассу предприятия и запустили. Надо отдать должное правоохранительным органам, – он произнес это слово с грустной иронией, – они на нас быстро вышли. Ну, и впаяли на полную. Женушки наши, продав добро, скрылись (мы своевременно на них переписали квартиры), да только Ангелина потом объявилась и супруга, приятеля моего, назад приняла, а моя Милка оставила меня без ничего. И дети папу забыли, отреклись, значит, от меня. Как будто я о них в первую очередь не думал, когда грех на душу брал! Покумекал я: ну не бомжевать же? Вспомнил о Тарасике, позвонил ему, а он и говорит:

– Какие проблемы, дядя Савва? Приезжайте.

Я и приехал. Признаюсь, кое-что у меня осталось в заначке, от Милки припрятал. На последние деньги приобрел я вот этот домик, благоустроился и живу. Жениться не собираюсь, чтобы на порядочную бабу тень не бросать, а непорядочные сами ко мне захаживают. Чтобы Тараса не подставлять, скрыл я от всех наше родство. Дианка, стерва, сначала все меня выгнать хотела, житья мужу не давала своим нытьем: мол, узнают люди, что ты с уголовником в родстве, – мужчина усмехнулся. – А ведь правду говорят: от тюрьмы да от сумы не зарекайся! И ведь была бы примером для подражания, а то – саму подобрали!

Гоголев вновь вытаращил глаза.

– Где?

– А на панели.

– Это… вы точно знаете?!

Хозяин погладил переносицу.

– Да, однажды выложил мне племяш в сердцах всю правду. Слушай!

Диана Малышева родилась в Малаховке, о чем все время жалела. Ее воспитанием занимались отец и мачеха (мать ее умерла, когда девочке исполнилось пять лет), и следует заметить, они хорошо выполняли родительские обязанности. Мачеха заменила Диане мать и полюбила чужого ребенка, как родную. Своих детей у супружеской пары не было. Папа, Назар Викторович, работал на заводе мастером и неплохо получал.

– Дочь я выучу, – всегда говорил он знакомым. – Деньжата есть, отправим ее в Киев, в университет.

Диана не сопротивлялась. Ей давно хотелось вырваться из-под родительского контроля. Впрочем, она неплохо училась и совершенно спокойно поступила в университет, училась на психолога.