– Мне то же самое говорили сестры.

– Значит, они хотя бы в этом не ошибались.

Диванная подушка пришла в совершенную негодность. Надо будет ее заштопать или выбросить. О Марке и Энджи преподобный ничего не узнал, но может рассказать мне все, что узнал о сестрах из интернета. Но здесь, под объективом камеры видеонаблюдения, он не сможет ничего мне сказать. Надо выйти из дома, вот только преподобный развалился в кресле с таким видом, словно сидит в зале пятизвездочного отеля, переваривая обед.

– Давайте прогуляемся.

Хью кивнул:

– Как пожелаете.

Он подался вперед и с видимым трудом принялся подниматься. Есть множество способов стать чудовищем. Не знаю, зачем мне понадобилось все их исследовать.

– Знаете, погода сейчас не особенно радует, – опершись о подлокотник кресла, сказала я. – Лучше уж мы останемся здесь.

На самом деле мне хотелось, чтобы он ушел. Священник ничего мне не принес, а мне не хватало терпения тратить день на старика, но я все же устояла.

– Спасибо. Пожалуй, мне лучше будет сегодня никуда не выходить. А теперь, как я понимаю, вам интересно, что я узнал из интернета, – продолжил Хью. – Я бы сказал, что у меня имеется определенный прогресс в этом направлении.

Он посмотрел в объектив видеокамеры слежения, а затем на меня.

– Поиск в интернете – это настоящее искусство. Как и в жизни, вам надо точно знать, что вы ищете, в противном случае вам придется попотеть, прыгая с сайта на сайт. Для успешного поиска прежде всего надо иметь полную картину, знать настолько много, насколько это возможно.

Хорошо. Мы придем к правде этим кружным путем.

* * *

Вторжение. Это слово стало частью нашего ежедневного лексикона. Впрочем, за недели, прошедшие со времени выхода в печать той статьи, случаи незаконного проникновения на нашу землю становились все реже и реже. Марк взял привычку стрелять поверх голов непрошеных гостей, «чтобы до них лучше доходило». Было бесполезно спорить с ним о незаконности подобного рода действий. Вторжение. Именно это слово приходит на ум, когда вспоминаешь появление сестер.

Над Хеддичским полем не возникло странного сияния. Небесное воинство не возвестило высоко в вечернем небе о их прибытии. Никакого ощущения умиротворения не возникло в нашем изнывающем от постоянной войны рае. Но было четыре автофургона, четыре монахини и одна религиозная миссия. Похоже на начало анекдота, не правда ли? Я лично считаю, что похоже.

Следы шин колес автофургонов сворачивали с гравиевой дорожки на траву. Марк ни за что бы сюда не поехал. Наши путешественники уже поняли, что не стоит накликать на себя гнев, портя поля колесами своих автофургонов. Я остановилась и прислушалась. Кукушка. Впервые в этом году я услышала кукушку. Голос двуличной птицы сопровождало пение. Вечер выдался жарким и влажным. Звукам, подобно ароматам природы, было тесно под низко нависшими облаками. Нет, это было скорее не пение, а вслух произносимое заклинание, молитва. По прерывистости звучания, по тому, как смолкало и вновь в полный голос раздавалось песнопение, становилось понятным, что кто-то, кого я едва могла расслышать, запевал, в затем остальные хором за ним повторяли. Кукушка, вспорхнув, полетела на восток. Пение, казалось, доносилось из долины, слева от колеи. Звуки, как мне чудилось, проникали в стебли и просачивались в корни деревьев, дискантом взвивались ввысь по нотному стану туда, где жаворонок трепетал, выдавая тремоло. Звуки взметнулись вместе с порывом ветра, а затем пали, невидимые, в унисон с ветром, шелестящим по пшенице. Я подумала о том, что это и есть английская песня. Наша история – это вдох. Наше будущее – это выдох. Я же поймана в настоящем, посреди пения.

Когда я дошла до живой изгороди, выращенной на краю поля, то никого не увидела. Я присела на перелазе, опершись спиной о дерево. Колени согнуты, ступни – на земле. Вот только я настолько отстранилась в своих мыслях от мира, что даже не заметила, как сзади подошла Энджи и коснулась рукой моего плеча. Я обернулась. Она прижала указательный палец к своим губам. Обе мы слушали. Наконец пение смолкло. Повисла звенящая, словно стекло, тишина. Теперь окружающее показалось мне каким-то другим. Мы медленно двинулись вперед, пока у одиноко стоящего посреди поля дуба дочь взмахом руки меня не остановила. В низине я заметила стоящие автофургоны и передвигающихся между ними женщин. Двигались они в полном молчании. Увиденное настолько меня удивило, что я усомнилась, не мираж ли передо мной.

– Я знала, что ты не будешь против, – прошептала Энджи.

Теперь, оглядываясь на прошлое, я понимаю, что со стороны дочери это была игра во влияние. Кажется, большинство козырей было у нее. Марк, Энджи и я играли в вист. Именно она начинала игру по своему усмотрению и завершала, когда считала это нужным. Не знаю, вопреки или благодаря Энджи мы с Марком столько лет поддерживали наш брак.

– Ты их знаешь? – спросила я.

– Да. Нет. Ну, я о них слышала.

Даже сейчас, когда Энджи врала куда меньше, чем прежде, доверять ее словам можно было с оглядкой. Дочь сказала, что ей рассказывали об этих женщинах. Они познакомились в одном из женских монастырей в Уэльсе. У их духовной наставницы есть свое видение будущего и путей выхода из кризиса. Монахини стали ее последовательницами. С точки зрения Энджи все было предельно просто, у меня же появились, мягко выражаясь, сомнения. Они христиане? Дочь считала, что, пожалуй, да. Энджи позволила им обосноваться у нас. Очевидно кто-то в деревне видел, как к нам приближались автофургоны, и позвонил в полицию. Те встретили монахинь, как выразилась дочь, «с пушками наголо». Потом возникло что-то вроде противостояния, пока не появилась Энджи и сказала «свиньям» («полицейским, извини, мама»), что монахини приехали сюда с нашего дозволения. Я слабо принялась отчитывать дочь, говоря, что она не вправе была принимать такое решение. Этот разговор повторялся всякий раз, когда дочь приглашала других спать на полу у нас дома. Но это, как настаивала Энджи, совсем другое дело. Эти женщины приехали сюда на зов.

– На чей зов?

– Их божества. Они называют ее Роза. Ты слышала, как они повторяют это имя во время пения. Мама! В них есть что-то особенное. Ты не можешь это отрицать.

Я ответила, что могу отрицать все, что посчитаю нужным. Единственное, чего я не могла отрицать, так это поступка Энджи, который еще придется объяснять Марку. Я сказала дочери, что должна поговорить с этими полумонахинями, прежде чем решу, что с ними делать. А еще я спросила ее, кто присматривает за Люсьеном, пока она занимается своим духовным ростом. Как же нелепо выглядело то, что я усомнилась в способности дочери должным образом заботиться о сыне, но я усомнилась, и теперь мне приходится с этим жить. Энджи не обиделась. Она обняла меня и сказала, чтобы я пошла и встретилась с ними.

– Тебе они понравятся, – крикнула дочь на прощание, взбираясь вверх по полю. – Они приехали не с пустыми руками. Монахини кое-что тебе привезли. Они все о тебе знают.