– Присоединяйтесь к нам, Рут, – произнесла Амалия.

Немного поколебавшись, я присоединилась к их вечерней службе.

И снова сестра Амалия декламировала первой, а другие подхватывали.

Тогда Роза Иерихона показалась мне умещающимся на ладони припыленным мусором, не более того. Сестра Амалия взяла ее, поцеловала и передала старшей по возрасту женщине слева. Та в свою очередь повторила жест и передала розу молодой женщине, на вид одного с Энджи возраста. Коротко остриженные рыжие волосы и темные глаза. Розу передавали по кругу так же, как чтение вслух по очереди передается в классе от ученика к ученику. Я понятия не имела, что делать, когда очередь дойдет до меня. Молодая женщина поцеловала это, а затем повернулась и посмотрела на меня. Я повторила ее жест, сложила вместе ладони рук и приняла розу. Мне не оставалось ничего другого. Я поднесла комок сухих стеблей к губам и притворилась, что целую их. Когда я открыла глаза, то увидела, как сестра Амалия улыбается. Я могла бы уйти после последнего произнесенного вслух «Аминь», но не ушла. Происходящее пленило мое воображение.

* * *

В следующий свой приход Хью спросил, осталась ли у меня Роза Иерихона. Он выглядел немного заинтригованным. Так получилось, что это растение осталось у меня, вернее, когда все закончилось, я сохранила розу в качестве напоминания о том, чему не следует верить и поклоняться. Взяв в руку розу, я встала на одно колено перед Хью и протянула ему на ладони комок мертвых стеблей, с которых кора осыпалась, подобно перхоти, на ковер.

– Узри Розу Иерихона!

Хью подался вперед и осторожно протянул ладони, словно не был уверен, стоит ли прикасаться к розе.

– Берите. Она не настолько хрупкая, как вам может показаться. В этом как раз весь смысл.

– И это Роза Иерихона? Вы сами в это верили? Как по мне, этого недостаточно, чтобы основать новую религию, хотя пять хлебов и две рыбины, признаю, тоже не слишком много.

Священник осторожно отломил одну из веточек, а потом переломил ее напополам.

– В ней нет ни унции влаги, нет корней, но при этом, как вы утверждаете, она жива…

– Удивительное растение. Все, что говорят о ней по телеку, правда. Это растение можно найти сухим и мертвым, как додо[20], на берегу Красного моря, наполовину похороненным под песками египетской пустыни. Ни корней, ничего не видно, пока… – я сделала для пущего эффекта паузу и взглянула на небо, – не пойдет дождь.

Священник проследил за моим взглядом, а я продолжила:

– После дождя это растение оживает. Каждая из этих маленьких сухих веточек наливается жизнью и расправляется, пока все это не превращается в сотни зеленых побегов и крошечных белых цветочков.

– И как долго это длится?

– До тех пор пока не прекращается дождь.

– А потом?

– Роза вновь умирает или, по крайней мере, выглядит засохшей.

– Я об этом слышал, но никогда не видел.

Преподобный Хью взвесил растение в руке, словно не мог поверить, что нечто, настолько легкое, словно перышко птицы, обладает такой силой.

– Красиво, Рут. Я рад, что вы ее сохранили.

– Можете оставить себе, если хотите. Кстати, если сестринство все еще существует, вы всегда сможете заказать такую розу онлайн. Они наладили надежный канал поставок из Сирии. Четырнадцать фунтов и девяносто девять пенсов, если не ошибаюсь. Небольшая цена за чудо.

Хью протянул мне розу обратно, но я ее не приняла.

– Ну же, уважьте старика в его старческом слабоумии. Давайте вынесем розу наружу. Мне бы хотелось увидеть, как она расцветает, когда на нее падает дождь.

Аноним крикнул из-за двери, что время посещения истекло. Я, протянув руку, помогла Хью подняться на ноги. Вес его тела тянул меня вниз. Священнику понадобилось несколько секунд, чтобы прочно встать на ноги. Он потянулся за своей тростью. Мы медленно вышли наружу. Священник – с тростью в одной руке и розой – в другой. Ошеломленный Аноним даже не нашелся, что сказать.

– Это замечательное растение, Адриан. Некоторые называют его «цветок Воскресения». Мы многому можем научиться у этого растения.

Аноним недоверчиво уставился на переплетение сухих веточек.

– Если вы так думаете, сэр.

– Думаю. А теперь… А как насчет вот этого?

Священник указал на цветочный горшок, который стоял на углу дома. В первую нашу весну в Велле мы что-то в нем сажали, но теперь там находилась лишь бесполезная коричневатая земля, просевшая на несколько сантиметров ниже ободка.

– Рут! Даже вы не сочтете это работой в саду.

Хью с трудом нагнулся и положил Розу Иерихона на голую землю. Со стороны это казалось, будто бы маленький мальчик нашел покинутое гнездо и захотел полакомиться яйцами.

– Когда я прибиралась в доме, то искала именно это, – объяснила я Анониму.

Как из ниоткуда появилась инсинуация, будто бы Марк всегда был извращенцем, так и тотчас же люди начали утверждать, что я с самого начала была поведена на религии, по крайней мере, так писалось в прессе и в интернете. Свечи, которые стояли у меня на каминной полке в лондонской квартире, превратились в алтарь одержимого на религиозной почве человека (если основываться на словах одной из наших соседок). То, что в выходные я любила заглядывать в небольшие сельские церквушки в графстве Девоншир, оказалось доказательством импульсивно появляющегося у меня желания молиться Богу (так утверждал какой-то приходский священник, пожелавший остаться неназванным). Даже рождественские открытки с изображением Богоматери являлись явным свидетельством того, что я хотела идти по ее стопам (а это уже слова моей старой школьной подруги). Но правда заключалась в том, что я никогда не была ревностной прихожанкой. Когда я присоединилась к сестрам в их богослужении, то едва ли могла считаться послушницей, не более того. Молитва звучала во мне подобно детским стишкам, которые я запомнила наизусть. Позже я напевала их Энджи, а совсем недавно читала Люсьену. Ритмическая декламация жертвовала смыслом ради чувств. Вскоре я оказывалась с головой завернута в одеяло мягкого успокоения.

Теперь прошлое всегда будет меня преследовать…

Нет, конечно, одним богослужением дело не ограничивалось. Если описывать то, что я делала на протяжении первых недель общения с сестрами, то я назвала бы это посещением книжного клуба. За один день я от полного одиночества перешла в разряд члена общества несколько чудаковатых, но определенно умных женщин, которые готовы были слушать меня двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. Я словно бы вновь очутилась в Лондоне, но без выхлопных газов автомобилей и собачьего дерьма под ногами. Если Марк мог заниматься своими мужскими делами, лежать на диване, смотреть телевизор и смеяться над комиками так, словно старушка Би-би-си в состоянии унять жажду бесконечными повторами диеты из по-детски наивного юмора, который давным-давно устарел, то я часы напролет проводила в благотворном для меня женском обществе. Амалия оставалась такой же загадочной, как и при первой нашей встрече. Ева, ну, она была похожа на многих знакомых мне женщин, особенно на моих случайных знакомых по Лондону. Сплошная стильность, светскость и дружелюбные похлопывания по плечу. Что ни говори, а в веллингтонах[21] она смотрелась неуместно. Деньги были ее, конечно же, хотя в то время я еще ни о чем не знала. Впрочем, для самой Евы денежный вопрос не имел значения.