Почему-то все до сих пор помнили прошлое и цеплялись за него. Да, прошлое стоит помнить. Но в таком смысле… Сомнительно. Скорее всего, людям просто нужен был повод. Учебники истории им в помощь.

Уже идя по коридору, я заметил издали, как ребята загнали худенького Элэнда с растрёпанными пшенично-жёлтыми волосами в угол, прижимая к стенке. Он был безоружен, естественно, и даже бос. Видимо, кто-то выкурил его прямо из комнаты.

Я попытался сосредоточиться на мальчике, как вдруг с ужасом понял, что откуда-то знаю его. Я поразился, но не понимал, что это.

И всё же я полностью сосредоточился на Элэнде Фабио, прикрыв веки.

Я почувствовал, как информация меня захватывает.

Elend означает «горе» в переводе с немецкого. И о чём думала его мать, нарекая так сына?

О, чёрт. Она ведь и вправду не думала.

Вот оно: его мать умерла при родах. «О горе», – произносит женщина. И умирает.

Видимо, отец потому и решил назвать сына последними словами жены.

Я открыл глаза. Пока что этого было достаточно.

И вот – его задирают. Я уставился на это в шоке. Не было сил ни идти, ни стоять. И всё же, собравшись, я хотел уже было вмешаться, как это сделал другой. Акцент выдавал в юноше русского. Он оттолкнул задир и протянул Элэнду, горю, руку.

Подмастерье священника радостно её принял, но драчуны не успокаивались.

Я только прибыл в эту школу, а уже стал свидетелем подобного. Не понравилось мне это место с первого взгляда.

На русского и немца начали наступать. Я не был уверен, почему они делают это. Им скучно? Думаю, да. Все эти поводы – лишь предлог.

Элэнд и русский парень теперь оба были зажаты. И тут я услышал тихие шаги за своей спиной. Новоприбывший толкнул меня в плечо.

– Развлекаешься?

Он мрачно оглядел меня и направился к бандитам. Те, завидев его, засмеялись. Но, поймав решительный взгляд нового действующего лица, напряглись, и смех стих.

Даже самые отбитые тупицы чуют, когда появляется достойный противник. Они чуют и боятся. Но отступать уже поздно.

Низкорослый юноша улыбнулся им. Он напряг голос и спросил что-то на немецком. Ему не ответили. Они явно никак не ожидали услышать от этого парня иностранных слов.

Он произнес что-то ещё.

Я перевести не мог, но Элэнд всё понял. А я понял через Эленда.

«Я вас убью».

И он это сделал.

Я отшатнулся в сторону, глядя, как русский и немец молча наблюдают за тем, как неизвестный вонзает нож в бок самого высокого из мальчишек. А потом подходит и к девочке, что задирала немца, и аккуратно перерезает ей горло. Двое других пытались убежать. Одному я поставил подножку, а второго удержал за запястья.

Парень поблагодарил меня, а после прикончил и их. Как именно, я не смотрел, потому что мой взгляд уперся в испуганные, но полные благодарности глаза маленького священника. Он поклонился, перекрестился и выскользнул прочь, кажется, слишком боясь увиденного. Спаситель махнул ему вслед, а русский пожал руку парня и удалился, пнув на прощание одного из убитых.

Они воскресли довольно быстро, и потому их убийца не особо размышлял над трупами или способом убийства, его красотой. Он просто прикончил их, потому что они того заслуживали.

А потом он обернулся ко мне, складывая нож, и протянул окровавленную руку. Я поежился, но пожал.

– Добро пожаловать в мой мир, – хмыкнул он, но после оговорился. – В наш мир. Мир бессмертных.

Мы разошлись. Спустя пару часов, когда меня наконец привели в мою комнату и показали, где же я всё-таки живу, я не почувствовал, как рухнул мир или что-то в этом роде. Но определенно, эта минута стала решающей для моего будущего.

Потому что передо мной стоял мой новый сосед, и это был тот самый юноша с ножом в руках, защищающий права других людей. Это был тот самый парень, не побоявшийся быть замеченным взрослыми или просто тупо проиграть в той битве.

Он уже был мёртв. Что ему было терять?

Я снова пожал ему руку, но на этот раз парень представился.

– Олеан ла Бэйл.

– Коул. Коэлло, вообще-то, но лучше просто Коул. Хэллебор.

Он хмыкнул.

– Забавное имя, Коэлло.

– Прошу, не называй меня так.

Он засмеялся. И тогда я понял, что в этом парне явно что-то не так и всё так одновременно.

Я сел на свою новую кровать, продолжая слушать насмешливые слова Олеана и предупреждения о том, что он много курит и имеет уйму других вредных привычек.

– Убивать, например?

Сосед снова засмеялся.

– О нет, – ответил он, открывая окно. – Это самая прекрасная привычка из всех, Коэлло Хэллебор.

В ту первую ночь в лицее посреди моря, в разрушающемся мире, перед тем как уснуть, меня навестило видение немецкого мальчика с лимонными волосами, который мечтал стать священником. В мире, где веры нет.

Белый (?) Ворон

Я с яростью вконец запутавшегося человека кинул книгу в противоположную стену.

Кто-то называл меня умником. Кидают ли умники книги?

Я не особо соображал в этот момент.

Личность, личность… У меня такая личность. Или её отсутствие.

Я завалился на бок, больно ударившись спиной о стену. Я чувствовал, как скрипят зубы друг о друга, я чувствовал запутавшееся нечто, связывающее и оглушающее меня. Тьма давила мне на плечи. Я смотрел вперёд и не видел ничего. Мгла будто выковыривала мне глаза.

Я содрогнулся всем телом, хватаясь руками за волосы. Сдавил ладонями череп. Зубы всё ещё скрежещут. Я чувствую, будто они крошатся…

Разумеется, это уже было в воображении.

Меня переполняла ярость. Запутавшаяся – потому что я не понимал, как иначе это назвать. Я не понимал ничего в этот момент. Моё сознание будто переклинило: я злился – но не понимал на что, я страдал – но не понимал отчего, я будто бы хотел избавиться от чего-то: но не мог заплакать, мысли неслись в голове разрушительным потоком, и в то же время я не думал ни о чём.

Я не понимал, что со мной творится. Этому не было названия, и, разумеется, я не знал, нормально это или нет.

Почему я думаю в прошедшем времени… Я же кинул книгу. Я только что кинул её. Я сейчас… Сейчас…

Я сейчас знаю только одно – мне надо взять себя в руки. Взять себя в руки… Может быть, я зависим? Может быть, тьма берет своё? Быть может, без неё я как наркоман без дозы?