– И нечего мне тут мычать! – рявкает свекровь.

Да пошла ты, думаю я, скидываю звонок и бросаю телефон.

Чеховской вдруг резко отстраняется, смотрит мне в глаза и с коварной улыбкой обламывает меня:

– Черт, я же обещал тебя не трогать…

Да! Черт!

Завести меня, распалить и отказать. Игра Романа Чеха людьми и в людей во всей красе.

Сволочь! Умная, изворотливая, бессовестная сволочь. Он жертву в тупик загоняет, выхода не оставляет, вынуждает капитулировать.

Телефон снова трезвонит. Я опускаю взгляд на пол, где он вибрирует на темном мраморе, вышибая из меня дурь фотографией Степы.

Это конец. Единственный способ не поссориться с мужем – это отправиться к его маме прямо сейчас, вымолить у нее прощение и признать, что я была не права.

– Принять? – интересуется Чеховской, забавляясь моим ужасом.

Я поднимаю телефон, пока это не сделали за меня, и отключаю звук.

– Я самостоятельная девочка, Роман Алексеевич. Не нужно ничего за меня делать и решать. В себе разберитесь. А то признаетесь в любви к Лучиане, но жаждете крови ее возлюбленного. Встречаетесь с Кристиной, но целуете меня.

– Кто такая Кристина? – усмехается он. – А! Ты про куклу? Так с «запаской»-то надежней. Ревнуешь?

Я хмыкаю, отворачиваясь. Придумал тоже! Ревную? Да, будь он трижды проклят! Ревную! Позволяю себе то, о чем даже думать запрещено.

– Выйдите. Я помоюсь.

– Если халат будет великоват, в шкафу есть футболки. Пойду закажу ужин.

Он снова выходит, унося с собой сладкое тепло. Ну почему все так сложно? Почему наша плоть так слаба? Не будь я замужем, не будь Чеховской криминальным авторитетом… Будь я раскрепощеннее, будь он серьезнее в своих намерениях… Так много противоречий, отнимающих у меня согласие на мимолетное призрачное счастье.

Я раздеваюсь, вхожу в душевую кабину и встаю под прохладную струю воды. Подставляю лицо, плечи, грудь. Закрываю глаза, остужая тело и разум, цепляясь за рассудок, раскладывая мысли по полочкам.

Растираю пену по коже, ладонью веду по груди, животу, бедру, завожу ее между ног и вздрагиваю от воспоминаний произошедшего в машине. Изменила мужу, не изменив. Но отрицать, что мне понравилось, бесполезно. Понравилось! Это было круче секса со Степой. Он трахает меня, исключительно ради собственной разрядки. Чеховской же доставил удовольствие мне. О себе даже не думал, ничего не просил взамен. Может, правда не так эгоистичен, как кажется?

Смыв с себя пену, обтираюсь мягким ароматным полотенцем, влезаю в огромный халат и выхожу в комнату. Ориентируюсь в дорогой обстановке, нахожу ящик в шкафу, оглядываю аккуратно сложенные стопочки одежды. Футболки разложены по цветам. Выбираю темно-серую. Прикидываю: попу закрывает. Не знаю, что лучше – остаться в халате и запинаться о подол, или надеть футболку и игнорировать матовый взгляд Чеховского?

Решаюсь на футболку. Если что – еще и шорты выпрошу.

Расслабленно снимаю халат, натягиваю футболку, улыбаясь от кружащего мне голову запаха, и разворачиваюсь. Чеховской стоит у двери, спиной опершись о стену и сунув руки в карманы джинсов. Смотрит на меня осоловело, будто еще стакан коньяка влил в себя, и даже не пытается сделать вид, что стал случайным свидетелем моего переодевания.

– Вы давно тут стоите? – спрашиваю я, еще не привыкнув к его бесцеремонности.

– Успел разглядеть твое кружевное бельишко, – нагло отвечает он, чуть ли не облизываясь.

Слава богу, я хотя бы додумалась надеть белье. Хуже было бы, продемонстрируй я ему свою задницу.

– Какая прелесть, – бурчу, насупившись. – Куда убрать халат?

– Оставь. Горничная уберет. Идем ужинать.

– Спасибо, я не голодна.

– Не ври.

– Не вру, – настаиваю я. – Я устала и хочу спать.

Чеховской отклеивается от стены, снимает с себя свитер и расстегивает ремень джинсов.

– Ложись, – кивает на кровать.

Скучковавшиеся на моем затылке мурашки гурьбой несутся вниз по позвоночнику и разбегаются по всему телу.

– Что?

– На кровать. – Он расстегивает ширинку.

– Роман Алексеевич…

– Тс-с-с… Дом мой. Комната моя. Кровать моя. И правила мои.

– Но я…

– Тоже моя, – заявляет Чеховской, сдернув с себя майку и начав снимать джинсы.

Взглядом пробегаюсь по его торсу и туплюсь под ноги. Коленки подкашиваются от растущего в комнате жара.

Джинсы отлетают в сторону, тихие мерные шаги приближают ко мне завоевателя – того, кого хочу и боюсь одновременно. Я успеваю юркнуть в постель раньше, чем он оказывается на опасно близком расстоянии.

Хохотнув, Чеховской обходит кровать, приподнимает край одеяла и укладывает себя рядом со мной. Матрас под ним проваливается, и я скатываюсь к нему на бок. Приподнимаю лицо и испуганно смотрю в его смеющиеся глаза. Он пальцами убирает растрепавшиеся влажные волосы за мое ухо и улыбается:

– Горишь?

Отмалчиваюсь, не в силах оттолкнуть его и отодвинуться.

– Ну ломайся, ломайся. Посмотрим, насколько тебя хватит?

Уязвленная его наглостью, я отворачиваюсь, но он обвивает рукой мою талию и притягивает меня к себе. Моя спина примыкает к его горячей груди. Я лопатками чувствую, как бьется там сердце. Ровно, спокойно. А в ягодицы упирается нечто стремительно затвердевающее.

Я ерзаю, чтобы отстраниться, но Чеховской крепче прижимает меня к себе и шепчет на ухо:

– Лучше не шевелись. Хуже делаешь.

– Ладно, – пищу я, закусив губу и зажмурившись. Надеюсь, он быстро уснет.

– Так ты скажешь, что было в том сообщении? – вдруг спрашивает он после недолгого молчания. – Или мне умереть от любопытства?

– Я писала его в порыве чувств. Все уже прошло. Забудьте.

– Ну не-е-ет, так неинтересно. Давай-ка сыграем. Если угадаю, что там было написано, выполнишь любое мое желание. Сколько попыток даешь?

Обалдеть, какой самоуверенный! Я еще на игру не согласилась, а он уже условия обговаривает.

– Одну! – заявляю я. – И если ошибетесь, то выполните мое желание!

– Вау, детка, – мурчит Чеховской, слегка прикусив мочку моего уха и языком коснувшись сережки, – чувствую, мы с тобой повеселимся…

Чувствую, мы с Бабочкой повеселимся. Меня теперь разбирает желание проиграть ей спор. Только не сейчас. Пусть она выносит идеи, как наказать меня за провал. Пусть выберет лучшую и самую изощренную. Отбросит скованность, рискнет выразить самое крышесносное желание, от которого даже я буду краснеть. Главное – мне не сорваться, а то сейчас у нее одна забота. Счастье Лучианы. Не заслуживает Котя ее опеки. Кастрации в ветеринарной клинике – вот, что он заслуживает.