этого органа. Порой я думаю, что замысловатая красота крошечных сосудов, придающих мозгу величественный вид, словно намекает на обилие протекающих внутри процессов: произвольные и непроизвольные действия, рациональные и иррациональные мысли, способность обучаться, вспоминать, создавать и делать многое другое. Ни один другой орган не сравнится с ним по сложности и загадочности, как внутри, так и снаружи. И ни один другой не несет в себе больше потенциала для добра или зла, не сравнится с ним по красоте. Как внутри, так и снаружи.

На вскрытии мы извлекаем и взвешиваем все органы, чтобы убедиться, насколько нормальное у них состояние, и мозг не исключение. Для своего размера у молодых здоровых людей он довольно тяжелый — словно увесистый пакет сахара. Он не похож ни на что другое. Даже после взрыва бомбы, когда повсюду разбросаны куски плоти и внутренних органов, по консистенции и цвету среди них запросто можно разглядеть обрывки мозговой ткани взрослого человека. Осознание этого глубоко вгрызается в твой собственный мозг. Чувство, возникающее следом, лучше всего можно описать как эмпатию в ее самом остром проявлении.

Мозг запросто можно повредить, если обращаться с ним недостаточно аккуратно. Вместе с тем он не настолько хрупок, чтобы потерять форму, оказавшись снаружи черепа. Твердая оболочка, покрывающая его, черепная коробка, в которой он надежно защищен от внешних воздействий, — все это настоящий дар природы. Но даже без этой коробки с оберткой мозг сам по себе достаточно плотный, чтобы сохранять форму.

Подняв мозг Эндрю, чтобы взвесить, я ощутил руками его уникальное сочетание мягкости и твердости. Можно ли сравнить его с густым, застывшим йогуртом? Нет, он совершенно не жидкий. С желе? Ни в коем случае — он так не трясется. С рисовым пудингом? Вряд ли, ведь он сохраняет форму, даже если взять его руками, поставить и перевернуть. С мягким сыром? Возможно. Ну или можно просто оставить его в покое, ведь его консистенция по-своему уникальна и не поддается сравнению.

Вы могли бы предположить, что, раз Эндрю упал прямо на макушку, именно здесь он и получил максимальные повреждения. На самом же деле ударная волна прошла через кость сверху и по бокам и встретилась сама с собой внизу, вызвав перелом вокруг основания черепа. Ушло какое-то время, чтобы все это осмотреть и сфотографировать, и, когда я закончил, полицейским явно не терпелось уйти домой, в бар, ну или куда угодно, лишь бы подальше от секционной.

— Так что в итоге? Вы все-таки не сможете сказать нам, толкнули ли его? — устало вздохнув, спросил инспектор.

Но я понимал, что это далеко не конец и нам предстоит долгий путь. Я снова посмотрел на ноги Эндрю. Пришла пора разобраться с тем чувством, что с самого начала не давало мне покоя. Никакого пива, телевизора или чая. Во всяком случае, пока.

Глава 8

— Вы вроде говорили, что он много играл в футбол? — спросил я.

Инспектор выглядел нетерпеливым.

— Какое отношение это имеет к его травме головы, док?

Я не ответил, поскольку не был уверен.

Сержант сказал:

— Он играл в футбол по выходным. Но вчера вечером брат, видимо с ликованием в голосе, сказал всем, что его исключили из команды. Эндрю сказал, что он сам решил уйти, чтобы проводить время дома с ребенком. И тогда брат назвал его… — Он всматривался в свой блокнот. — … конченой тряпкой.

— А брат сказал, почему его выгнали? — спросил я.

— А именно это, судя по всему, и спровоцировало перепалку. — Последовала долгая пауза, во время которой сержант листал свой блокнот. Наконец он нашел нужную страницу. — Ага. Значит, брат стал поносить игру, которую Эндрю показывал в последнее время. Он все повторял, что тот потерял хватку и падал на мяч[25] каждый раз, когда тот оказывался рядом.

— Здесь кто-нибудь играет в футбол? — спросил я.

Повисла тишина. Наконец заговорил констебль.

— Раньше я много играл, но потом перешел на сквош.

— И что он сделал с твоими ногами?

Констебль недоуменно уставился на меня:

— Да ничего такого.

— Были ли у тебя очень развитые икры?

Он явно задумался.

— Моя мама говорила, что по моим ляжкам можно было подумать, будто я играю в регби. Про икры ничего такого не припомню.

Теперь уже все пристально смотрели на ноги Эндрю.

— Кто-нибудь что-то заметил? — спросил я.

— Левая больше правой, — сказала наконец помощник коронера.

— Но только ниже колена, — заметил сержант. — И правда, вот сейчас смотрю, действительно выглядит странно.

— Это прямо огромная икра! — согласился констебль.

— Просто большая, — поправил его инспектор.

Я поочередно обмотал их измерительной лентой.

— Обе икры большие, просто левая больше.

Инспектор бросил взгляд на часы.

— Но какое отношение это имеет к травме головы? — снова спросил он.

— Я не уверен, — признался я.

У меня были подозрения по поводу левой ноги, но и правой тоже. Увеличенные икры могут указывать на тромбоз глубоких вен (ТГВ), и я должен был сначала проверить его наличие. Было бы очень странно обнаружить ТГВ у молодого спортивного человека.

Тромбы в ногах образуются по разным причинам, но в основном из-за медленного кровотока, который частенько становится следствием длительного отсутствия активности — например, после операции.

Может, Эндрю часами напролет сидел без движения за своим компьютером на новой работе.

— Я всегда надеваю эти специальные обтягивающие чулки, когда летаю в Америку повидаться с дочерью, — сказала помощник коронера. — Чтобы избежать ТГВ.

Полагаю, за годы работы она видела достаточно тромбов на вскрытиях, чтобы извлечь из этого урок.

— Да, такая опасность и правда есть, если во время долгого полета не вставать с места, — согласился я. — Особенно в тесноте эконом-класса. Может, Эндрю где-то недавно отдыхал? Или у него была командировка?

— У меня ни слова о какой-либо поездке, — сообщил детектив-сержант. — Может, поспрашивать родных?

— Пока не надо, — ответил я.

ТГВ — очень опасное состояние: тромб может оторваться и попасть по вене в легкие, где способен мгновенно прикончить человека. Если бы это случилось с Эндрю, я бы уже это выяснил. Тем не менее мне все равно нужно было исключить ТГВ, прежде чем продолжить осматривать его ноги. Я видел тромбы на ногах множество раз, и наверняка не раз они оставались мной незамеченными. Если нет никаких явных причин вскрывать ноги, чтобы посмотреть на вены, мы этого не делаем. Таким образом, ТГВ, который, разумеется, не всегда виден с первого взгляда, нередко ускользает от внимания судмедэкспертов.

Вместе того чтобы пойти в бар, полицейские теперь терпеливо ждали, пока я осматривал ноги Эндрю. Чтобы добраться до вены,