которой меня обвиняют, служит своеобразным оберегом от нападок сокамерников. Может, мне стоит поблагодарить бога и за это?

– Присаживайтесь, Мирослав Михайлович, – Винник кивает в сторону приколоченного стула. «Присаживайтесь» из его уст звучит как издевка. Куда честнее «садитесь».

– Добрый день, Сергей Владимирович, – сухо отвечаю, стараясь не встречаться с капитаном взглядом. Неприязнь, струящаяся из моих глаз, легко читаема, и я не хочу раздражать Винника еще больше.

– Прежде чем я поделюсь с вами результатами вскрытия погибшей Лопухиной, ответьте мне на один вопрос: что делала уволенная Марианна в гинекологическом отделении? И что там делали вы? Насколько мне известно, ваше заявление об увольнении поступило руководству больницы неделю назад.

– Понятия не имею, что в больнице делала Марианна, – добавив голосу невозмутимости, отвечаю я. – Мы не общались более четырех месяцев и не созванивались. Сотовый оператор может подтвердить правдивость моих слов.

– Я запросил распечатку телефонных звонков, – копаясь в бумагах, произносит Винник. – Действительно, Марианна не звонила вам долгое время. Как и вы ей. Однако в день убийства она позвонила на номер телефона гинекологического отделения.

– Ей мог ответить кто угодно! – бросаю возмущенно.

– Никто из медперсонала не разговаривал с ней. Вам это не кажется странным? – прищуривается капитан. Свет тусклой лампочки отражается от гладкой поверхности головы Винника. Чистенький, вылизанный, он, того и гляди, лопнет от собственной значимости.

– Я не разговаривал с Марианной. Более того – не знал, что она пришла в отделение, иначе постарался бы избежать встречи.

– Что в больнице делали вы? – давит на меня Винник, прожигая взглядом дырку во лбу.

– Меня попросил приехать профессор Марьев, – вздыхаю я, облокотившись о спинку стула. – Он уговаривал сохранить четверть ставки в областной больнице. Хотел, чтобы мы продолжили заниматься наукой. Теперь уже…

На мгновение мне кажется, что в глазах Винника вспыхивают отблески понимания и человечности. Он смотрит с сожалением или участием, не могу до конца прочитать его взгляд, но цинизма в нем точно нет.

– Я сочувствую вам, Мирослав Михайлович. По-человечески мне вас жаль, но… улики указывают на вас, – он смотрит на папку, как на мерзкую скользкую змею.

– Я не убивал. Допросите свидетелей и медперсонал, уверен, кто-то наверняка знает, для чего Марианна приходила в больницу.

– Марианна была беременной. И тот, кто ее убил, нанес удар целенаправленно. Смею предположить, что девушка явилась в отделение с целью шантажа.

– Сергей Владимирович, это не мой ребенок. Возьмите анализ ДНК у меня и всех сотрудников отделения, в этом случае…

– Взяли, – обрывает Винник, оглаживая ладонью лысину. – Совпадений нет. Отцом неродившегося ребенка Марианны приходится санитар патологоанатомического отделения больницы, в которой работала девушка, – молодой и очень симпатичный парень двадцати лет. Однако Лопухина решила выбрать более успешного и богатого отца для ребенка. Известием о беременности Марианна могла испугать лишь того, с кем состояла в интимной связи. А это вы, Боголюбов. Больше ни с кем романов она не водила.

– Это ваши домыслы, капитан. Марианна была весьма любвеобильной особой, всей правды о ее связях вы теперь не узнаете.

– Ошибаетесь, Мирослав, – к Виннику возвращаются привычные мне превосходство и властность. – Мы перелопатили входящие и исходящие вызовы Марианны и установили, с кем у девушки были романы.

– Так почему вы не привлечете за убийство ее реальных любовников?

– Молодой санитар по фамилии Рогов во время убийства Марианны ассистировал на вскрытии доктору Нестерову. У парня есть алиби. Никого из знакомых Лопухиной на территории областной больницы в день преступления не было – это подтвердили данные с камер видеонаблюдения. Мне жаль…

– Я не убивал, черт возьми! Должны же быть какие-то зацепки?

– Вы солгали мне, Боголюбов. Как я могу вам верить?

– В чем же, товарищ капитан?

– Клуб «Сорренто». Ничего не хотите сказать? – въедливо протягивает Винник.

– Черт, – виновато опускаю глаза. – Я находился в клубе не больше часа. Мы встретились случайно.

– Предположу, что именно там вы по старой памяти занялись сексом с Марианной. Девушка использовала интимную связь как способ манипулировать вами. Срок беременности Лопухиной – четыре-пять недель. Столько времени прошло со дня вашей встречи в «Сорренто».

– Со мной в клубе был заведующий отделением Никита Чернов. Он может подтвердить мои слова. Я ушел через час после приезда и не уединялся с Марианной.

– Никита Андреевич дал показания, в которых не может достоверно утверждать, уединялись вы с убитой или нет. Он разговаривал по телефону на улице и отлучался в туалет. Боголюбов, мы долго будем продолжать этот цирк? – Винник нетерпеливо потирает руки. – Чистосердечное признание поможет уменьшить срок. К тому же вы раньше не привлекались.

– Я не убивал! – рычу я. – Я уехал раньше всех, а с Марианной остался Никита.

– Они разъехались через полчаса после вашего ухода. Это подтвердили работники клуба. Как вы помните, Никита Чернов пришел в отделение после убийства, застав с окровавленным ножом вас, Боголюбов. У него железное алиби.

– Вы не верите мне, в этом проблема, – голос дрожит, как лист на ветру.

– Я верю фактам, Боголюбов. Пока они против вас.

Винник откидывается на спинку стула, демонстрируя усталость. Смотрит какое-то время в одну точку, успокаивая взбунтовавшееся сомнение. Допрос закончен. Сергей Владимирович захлопывает папку, приосанивается и зовет конвоира.

– Вам не могут дозвониться, товарищ капитан, – зычно протягивает тот, распахнув дверь. В кабинет сразу же врывается облако знакомых «ароматов» из коридора.

– Я отключал телефон во время допроса. Что случилось?

– Это касается подозреваемого, – кивает конвоир в мою сторону.

Господи, неужели что-то нашли? Винник хмурится, завидев в моих глазах отблески надежды. Да она прет из меня, как энергия из маленького ребенка! Вот-вот пущусь в пляс от радости!

Остаюсь под присмотром конвоира. Нетерпеливо барабаню пальцами по столу, отсчитывая медленно тянущиеся секунды.

Винник возвращается быстро. Небрежно бросает папку на стол и опускается на стул с тяжелым вздохом. Его слова убивают теплящуюся во мне веру, как тяжелый ботинок букашку.

– В Следственный комитет пришла анонимка. Напрямую она к делу не относится, но я обязан проверить…

– Не понимаю.

– Аноним утверждает, что вы проводили женщинам в отделении подпольные аборты на любом сроке беременности.

Я пытаюсь вернуть упавший подбородок на место, не в силах выдавить ни слова…

– Бред, – произношу небрежно. – Эту писульку подбросил далекий от медицины человек.

– Почему? Мне кажется, доля истины в ней есть, – парирует Винник.

– Мы живем не в Средневековье, капитан. Аборт можно сделать легально.

– И на большом сроке тоже? – заискивающе звучит его голос.

– На большом сроке прерывание беременности возможно по медицинским показаниям.

– То есть одного желания беременной недостаточно?

– Именно так, – киваю в ответ. – Не спорю, ко мне обращаются женщины с такими просьбами. Но делать операцию