Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кстати, — произнес Грейстрок. — Мы только что закончили одно дело на соседнем Хлабаше и решили, что можем заскочить сюда и просеять информацию касательно бан Бриджит.
Он поочередно посмотрел на Донована, Мéарану и улыбнулся.
— Представьте только, что мы и вас тут нашли! Насколько я понимаю, вы заняты тем же.
На улице начинало темнеть, и они заказали ужин. Официантка принесла особые подушки для сидения, медные тарелки и чашечки с горьким кофе. Им подали МакЛуб — вареную курицу с жареными овощами и рисом. Иногда это называли «планетарным блюдом» Арфалуна, хоть оно пользовалось популярностью только в клифе на Мурф и соседних странах. Они вспоминали времена, когда гонялись за Танцором, и Фу-дир получил возможность объяснить, чем закончилась та история, и поведать о встрече с Равн Олафсдоттр.
— Все еще на свободе, я слышал, — сказал Грейстрок. — Надеюсь, она больше не охотится за тобой. По всей видимости, многие агенты вернулись домой. Какие-то проблемы в Конфедерации.
Гончий и Хью поведали о некоторых делах, которыми они занимались в последнее время, — тех, о каких можно рассказывать. Мéарана говорила о музыке и даже пообещала на следующий день сыграть для них. Когда Фудир сообщил, едва ли не с гордостью автора, о песенном цикле про Танцора, Хью беззаботно заметил:
— Не забудь сыграть о том, как Фудир вырубил меня.
Они говорили о матери Мéараны, восхваляя ее умения. Но Шелковистый Голос видел на лице арфистки лишь мысль, будто все они оплакивали умершую.
— Она была женщиной, в которую легко влюбиться, — сказал Грейстрок, — но одновременно и сложно.
— Да, — согласился Маленький Хью, — ее было легко любить, но ей любить было тяжело.
— Она использовала обольщение как оружие, — сказал Грейстрок.
Он поднес кофе к губам, но не отпил и вернул чашку на блюдце.
— От такого использования оно притупляется, — закончил он мысль. — Она становилась черствой, бесчувственной. Не ощущала заботы других.
Третье лицо. Прошедшее время.
— Иными словами, — произнес Фудир, — ты хотел, чтобы она любила тебя, но она не хотела.
— Или не могла, — возразил Гончий.
— Мы все трое этого хотели, — сказал Хью. — Разве не так? Мы хотели, чтобы она выбрала, а она просто желала, чтобы мы любили ее. Я не имею ничего против. Тогда я не мечтал, чтобы меня любили. Только не тогда.
— Нет, — сказал Фудир, — она хотела контроля, а не любви. Узы становятся поводком, когда они крепятся лишь на одном конце.
— Сколько в вас злобы! — вскрикнула Мéарана. — Вы треплетесь, пото’что получили от ворот поворот. Что еще она могла сделать — как Гончая? Чтоб любить кого’то, нужно отдаваться целиком. А она ня могла себе этого позволить. Крепкий поводок? Она держала его на сябе. Дома, со мной, все было иначе.
Она отвернулась и умолкла. Фудир обменялся взглядом с остальными.
— Странно, — наконец сказал он в тишине, последовавшей за вспышкой Мéараны, — это то, что я яснее всего помню о ней.
— Что же? — спросил Грейстрок.
— Вы могли бы подумать, что это… оружие, которое она испытывала на мне, — произнес Фудир. — Но яснее всего я помню тот флер, с которым она все делала. Она не всегда была веселой, но постоянно была исполнена радости. С ней ты чувствовал, что нет ничего невозможного.
Мéарана взглянула на него через плечо. Левый глаз, тот, который она могла увидеть, задрожал, и по щеке покатилась слеза.
— У меня было иначе, — сказал Хью. — Скорее, это походило на упражнение. Она расставила ловушку на мое сердце, но я увидел ее и попался по своей воле. Можно сказать, мы оба угодили в ловушку.
— Тогда, возможно, — сказал Грейстрок, — она любила каждого из нас по-своему.
Фудир поморщился.
— С Хью она отдыхала. Со мной ей могло нравиться мериться характерами. Но лишь богам известно, что она нашла в тебе, Грейстрок. Без обид, но у нее был флер и была артистичность, а они вряд ли входят в число твоих многочисленных качеств.
Гончий улыбнулся.
— Разве ты не слышал? Противоположности притягиваются.
Острота разозлила Фудира почти так же, как смешки голосов в его голове.
— Меня, по крайней мере, не поймали в западню, — бросил он. — Это я ушел от нее.
— Ты ушел не только от нее, — заметил Хью. — Но скажи мне вот что: ты ушел или сбежал?
Фудир вспыхнул и неуютно поерзал на подушке.
— Она сильно на тебя злилась, — добавил Щен, — и долго.
— А что может вызвать больший гнев, — произнес Фудир, улыбнувшись Грейстроку, — чем отвергнутая любовь? Она не привыкла к отказам.
Хью ухмыльнулся.
— Грейстрок бесился сильнее всех. Это значит, он любил тебя еще больше?
Вопрос застал Фудира врасплох, и, взглянув на Грейстрока, он понял, что его тоже. Он послал Гончему воздушный поцелуй и сказал:
— О, Серый! Я даже не подозревал.
Они рассмеялись чуть душевнее, чем того стоила шутка, и Мéарана вновь присоединилась к разговору, уже с сухими глазами.
Им подали десерт, и, когда все отведали манговый шербет и печенье МакМоул, Грейстрок спросил:
— Как продвигается поиск? Зорба передал по Кругу, что нам стоит сотрудничать, если наши пути пересекутся. Отставные агенты не могут приказывать, но вы знаете, как у нас все делается… Но я не понимаю, как вы надеялись преуспеть там, где мы потерпели неудачу.
Арфистка закрыла глаза.
— Я подумала, что, как ее дочь, замечу то, что могли упустить ты и твои коллеги. Без обид.
Грейстрок поморщился.
— Ничего. Что ты нашла?
— Немного, — ответил Донован, прежде чем арфистка успела что-то сказать. — В Закутке мне рассказали, что она встречалась с некими терранами и лидерами ’лунов. И еще она путешествовала под именем Франсин Томпсон — но это вам уже известно.
Грейстрок вздохнул.
— Еще так много предстоит узнать, — задумчиво произнес он. — Как насчет ее предпочтений в драгоценностях, к примеру?
Внутренний Ребенок вздрогнул, и человек со шрамами опрокинул чашечку с кофе. Все отшатнулись от стола, и их обступили официанты, чтобы вытереть лужицу. Человек со шрамами извинился перед всеми. Маленький Хью озабоченно посмотрел на него.
— С тобой все хорошо, Фудир?
— Я-друг тхик хай. Не волноваться, сахб.
Если Грейстрок и заметил, как они ушли от темы драгоценностей, то не подал виду.
Поднимаясь к номерам на пятом этаже, Мéарана сказала:
— Мне понравилось то, что ты о ней сказал.