— Ясные Пани, — Василиса Андреевна выкатила из смежной комнаты-спальни коляску с Мишей-младшим. — Он плачет все громче, и я никак не могу успокоить его.

Зареванный мальчик сидел на лоскутном одеяльце, глядя на них круглыми глазами. Его светлые, почти белые волосы были взъерошены, маленькие ручки испуганно сжимали любимую игрушку-жирафку.

— Па… — громко выкрикнул он, и слезы двумя косыми струйками побежали по круглым фарфорово-румяным щекам.

— Что ты сказал, Мишенька? — Катерина с сомненьем склонилась к синей коляске, не слишком веря, что ребенок понимает ее.

— Па… — повторил он пружинисто. — Па!..

— Па-па? — неуверенно перевела Даша.

— Па… па!.. — голос мальчика сорвался на крик.

— Он переживает за папу? Но кого он имеет в виду? — спросила Катя.

— Уж точно не Врубеля, — фыркнула Чуб. — Где вообще сейчас Мир? Да успокойся же, масик, — принялась покачивать коляску она.

В ответ мальчик только заплакал еще отчаянней:

— Па-а-а-а-а-а-а-а-а…

— Мир остался в гостях у художницы. Она рисует его портрет, — сказала Катя.

— Портрет? — схватилась за щеки Акнир. — Портрет — то же зеркало! Отражение. Если портрет хорош, если во время создания прочитать заклятие, можно украсть с его помощью душу!!!

— Па-а-а-а-а-а-а… — заревел мальчик.

— Мы едем к Виктории, — всполошилась Катя. — Немедленно!

— Нет времени ездить… летим! Говорите адрес, — распорядилась Акнир.

— На метлы! — заголосила Чуб и первой бросилась к стенному шкафу в коридоре, заполненному помянутыми летными средствами.

Непроглядный туман скрыл от них Город и скрыл их от Города — никто не видел трех ведьм, летящих сквозь белую мглу.

Мгла не была безмолвной; она шептала, густой влажный туман хватал их за плечи рыхлыми ладонями, мятежные, неупокоенные, пробужденные праздником души желали удержать их, пытались сказать, размечая полет над Киевом обрывками фраз:

— Мое почтение…

— Дайте… прошу…

— Нет… не могу забыть…

— Я умоляю…

— Помолись, помолись за меня…

— Мы в опасности… в Киев пришел некромант!

Дашина верная подруга с двумя велосипедными седлами на древке взяла в попутчицы Катю, уже секунду спустя потерявшую где-то над Бессарабкой свою левую туфельку, правую Катя обронила уже над Ботаническим садом.

Мокрый туман лип к Дашиным ногам, и Чуб, задравшая при посадке мини-юбку на бедра, невольно задумалась: сколько покойников видят сейчас ее красные в черные черепушки трусы? Как вообще мертвые воспринимают дизайн с черепами? Как издевательство или как приветственный жест?

— О, прелестница! Озорница!.. — немедля получила она ответ на вопрос.

— Ясные Пани, попросите ваш Город…

— Мы все в опасности!!!..

— Сударыня, вы просто милашка…

Акнир вихрем неслась впереди.

— Стекло! — издала предупреждающий крик дочь Киевицы, и, готовясь к удару, слегка поджала ноги, обутые в крепкие ботинки с широкими каблуками.

Но идти на абордаж со стеклом не пришлось. Дображанская лишь глянула вниз, увидела стремительно проступающую из тумана стеклянную крышу над чердаком-мастерской Виктории Сюрской — и крыша лопнула, со звоном рухнула вниз.

Троица приземлилась на ощерившийся осколками пол.

Акнир с подозрением посмотрела на Катю.

— А отчего все развалилось? Заклятие? — не поняла Даша Чуб.

И тут же забыла свой вопрос:

— Мать моя женщина!.. Вот он! — Землепотрясная бросилась к мольберту с портретом Мирослава Красавицкого. — А здорово она его…

Набросок углем был необычайно хорош — вся сущность Мира: и глубина его глаз, и горделивая линия носа, и неумолимость рта, и лежащая на самом дне естества огромность любви, вернувшая его из небытия, победившая саму смерть, сотворившая его заново, — отразилась в этой работе.

Отразилась!

«Портрет — то же зеркало. Если портрет хорош…»

Катя поняла, почему Вадим Вадимович назвал Викторию гением. И еще поняла…

— Поздно, — сказала Акнир. — Она знала, что мы придем сюда, и ждала нас! — юная ведьма указала на висевший в центре белой стены большой плоский телевизор. Он был включен. Акнир взяла пульт, усилила звук.

На экране горел значок известного канала, а рядом с телеведущей сидела «человек мира» Виктория Сюрская.

— Черный бриллиант… — говорила художница, показывая висевший у нее на груди ирреальный камень блондинке-ведущей, неприкрыто раззявившей рот при виде подобного дива. — Мое последнее приобретение!

— Такой огромный? — искренне поразилась блондинка и невольно протянула руку к сверкающей цаце, но побоялась дотронуться — будто даже прикосновение к алмазу было ей не по карману.

— Ему нет цены! «Орлов», «Алмаз Шейха», «Тиффани» меркнут в сравнении с ним. Когда я увидела его, я сразу поняла: вот моя настоящая любовь! Моя истинная любовь. Я искала его всю свою жизнь… Как же долго я тебя искала, любимый! Мой самый, самый, самый красивый… Я сама дала ему имя — «Мир»!

— Мир? — зачарованно повторила ведущая.

— Это Мир… — хрипло сказала Акнир.

— Это Мир? — попыталась поверить Катерина.

— Черный бриллиант — душа Мира? — моргнула Чуб. — Наш Мир Красавицкий висит у нее на шее? — она тряхнула белыми волосами, стараясь уложить в голове невозможное.

— Золотоискательница! — хрипло произнесла Акнирам, и ее васильковые глаза изумленно расширились.

— Ты знаешь Викторию? — подобралась Дображанская.

— Не знаю, — ответила дочь Киевицы. — Я не знала, что она существует на самом деле. Она — легенда! Ей больше сотни лет. Ее называют золотоискательницей. Хотя это неверное название. Она равнодушна к золоту. Больше всего она обожает драгоценные камни. Но не обычные. Она обращает в камни человеческие души. И лишь самые чистые, светлые, очищенные жертвой, духовным подвигом, бессмертной любовью. С помощью зеркал она крадет души из могил…

— Так это она раскопала могилу монаха… или монашки? — возгласила Даша. — Она — некромант?!

Акнир показала на телеэкран:

— Видите кольцо с розовым бриллиантом у нее на руке? Мама говорила, что души истинно верующих она превращает в алмазы цвета зари. Души страстотерпцев — в голубые бриллианты. Она, как Дьявол, влюбившийся в чистоту человеческих душ, но влюбившийся именно по-дьявольски. Ибо ни один бриллиант мира не сравнится с истинно чистой человеческой душой… Ведь в каждой просветленной душе живет частица вашего Бога. Такие души редки. Она ищет их годами, десятилетиями. Говорят, она может жить вечно за счет бессмертия душ, которыми владеет. Закономерно, что она стала художницей-портретисткой. И портрет Ирины она купила не случайно. Наверняка с ее помощью она хотела получить душу умершей девушки. И, думаю, она получила ее.