Но Катя не ощутила ее прикосновения.

Мать наклонилась и поцеловала ее…

И на мгновение Катя погрузилась в чистейший свет — чудный умиротворяющий свет, от которого не нужно жмурить глаза.

— Какая же ты у меня красивая!

— Мама…

— Времени мало, Катюша. Слушай меня. Она привезла нас в Киев…

— Виктория?

— Но утром, на Бабы́, ты заглянула в зеркало — в мир иной — и потянула меня за собой. А вторая Киевица позвала меня…

— Кто позвал тебя?

— Она, — Белая Дама указала на Дашу.

«Ау, привидения! Белая Дама, ты где? Выходи! Тебе повелевает твоя Киевица!»

Никогда еще Екатерина Михайловна Дображанская не испытывала такого раскаяния и такой бесконечной благодарности по отношению к Чуб! В этот момент она могла провозгласить Дашу своей кровной сестрой, удочерить и завещать ей все свое состояние!

— Силой двух Киевиц вы потянули меня… потянули к себе… Ты нашла сильный талисман.

Катя посмотрела на бабочку-брошь в магическом стиле модерн. Вспомнила: бабочка — символ женской души.

Душа притянула душу!

— Бриллиант в брошке! — осмыслила Катя. — Он увеличивался… Им была ты? Виктория украла твою душу?

— И душу твоего отца.

— Вы и есть бриллианты в ее серьгах! — окончательно осознала невероятное Катя. — И один из них стал меньше, потому что…

— Ты тянула меня к себе, — сказала мама. — Но бóльшая часть меня, как и прежде, принадлежит ей. У меня меньше минуты, чтоб сказать тебе правду. Ты из Великого рода. Ты — веда чистой воды. Но три столетья подряд, а потом еще триста лет ведьмы в нашем роду были лишены красоты и силы. Мы пошли на самоотречение сами. Мы копили наши силы, нашу красоту для тебя. Для той, что должна изменить этот мир. Ею станешь ты, моя девочка. Ты так прекрасна, что, когда смотришь на тебя, больно глазам. Ты так сильна…

— Она убила вас с папой? Виктория?! — прохрипела Катя.

Непреодолимая жажда бриллиантовых сережек, неконтролируемое желание перерезать горло рыжей твари… все объяснилось!

— Подумайте, Катерина Михайловна, какой чистотой души нужно обладать, чтоб самим отказаться от власти и красоты ради будущего, ради величия Киева — сказала Акнир. — Какой силой души нужно обладать, чтоб шестьсот лет хранить ваш секрет. По-видимому, он передавался лишь от матери к дочери.

— Не думай о мести, доченька, — улыбнулась Белая Дама. — Не думай о тьме. Думай о свете. У тебя отныне есть все. Красота, сила, власть Киевиц и наше наследство. Твоя сила будет безмерной. Она поможет тебе победить, если ты не позволишь собственной силе победить тебя… Прими же наш дар.

Мама протянула обе руки, положила их дочке на грудь, и на этот раз Катя ощутила влажное нежное тепло вокруг тела.

— Катюша, Тюшенька, моя девочка… помни, в огромной силе есть и огромная слабость… а ты никого не любишь… даже себя. Ты так и не купила себе золотую рыбку… помнишь, как ты мечтала о ней в детстве? И позавтракать ты постоянно забываешь…

— Рыбку? Позавтракать?.. Мама, кого я должна победить? Когда?

— В тот день, когда наступит твой час, у тебя не будет вопросов — только ответы.

— Мамочка… Что с тобой?!

Призрак матери таял: контур фигуры размылся, вытянутые руки превратились в два угасающих тонких луча, остались только глаза, — глаза, не успевшие наглядеться на дочь, все еще были живыми и яркими.

— Она улетает… — голос Белой Дамы стал слабым. — Ее метла как стрела… Я больше не могу противиться ей…

— Мама, останься!..

— Прощай, доченька… Больше не свидимся…

Глаза Белой Дамы погасли. Светлый призрак исчез.

— Мама! — крикнула Катя, бессильно хватая воздух руками.

— Боюсь, что передача закончилась. — Акнир посмотрела на осколки экрана. — И дела Виктории в Киеве окончились тоже. Она вряд ли вернется в Город при вашей жизни.

— Нет! — топнула босой ногой Катерина. — Думайте, и быстро… что делать? Это же душа моей мамы! Душа папы. Душа Мира! Мы не можем их отдать… никому! Акнир, ты — чароплетка…

— Я могу переплести чары этого мира. Но не мира мертвых…

— Не нужно подробностей. Времени нет! Она улетает…

— Я смогу догнать ее на метле! — вскинулась Даша. — Мы пошлем за ней в погоню всех наших ведьм!

— И все они не справятся с ней, — мотнула головой Акнирам. — Вы даже не отыщете ее в этом тумане, она повелевает им.

— Если так, Маша нас никогда не простит. Если прямо сейчас мы не вернем Мирослава… — запаниковала Землепотрясная. — Ты хоть понимаешь, что тогда будет вообще?! Весь союз Трех распадется!

— Маша сейчас с Котарбинским, — вспомнила Катя. — Нам нужно идти в Прошлое. Ведь пока мы там, здесь время стоит. Виктория не успеет улететь, пока мы ведем дискуссии о собственном бессилии, — приняла лучшее из возможных решений она.

— А ничего, что я в мини-юбке? — уточнила Даша.

— Хоть в римских латах, — махнула рукой Дображанская. — По-моему, Котарбинскому давно все равно. В такие дни на Деды к нему ходят и не такие гости… и без юбок, и без платьев, и без шляпок, и даже без головы.

— Душу Мира украли? — еле слышно повторила Маша.

Она опустилась на лавку, приложив два пальца к груди, будто проверяла свои чувства.

Вильгельм Котарбинский с интересом изучал новых гостей — Катя оказалась права: ни Дашино мини, ни леггинсы Акнир, ни метла с двумя седлами не вызвали у него удивления, — лишь живое любопытство, как и сам их рассказ о некромантах и закабалении душ (кто знает, о чем беседовали обычно его осенние гости без платьев «и даже без головы»?).

Рука художника сама потянулась к бумаге…

Маша сцепила пальцы в замок, пыталась связать воедино свои разрозненные и мятущиеся мысли.

— Ты, главное, не истери, помни: в Прошлом время стоит, — подбодрила ее Даша Чуб. — У нас есть сколько хочешь времени, чтобы сочинить план спасения. И нас трое, даже четверо — мы в таком суперсоставе не только Мира, мы весь мир спасем, если надо!

Но Маша и без того проявила предивное самообладание. Лишь насупилась, молча закусила губу и задумчиво приспустила веки, поспешно пытаясь сочинить помянутый спасительный план.

Катя развернула скрученный в рулон рисунок Виктории.

— Вот его портрет. Тот самый. Некромантка украла душу Мира с его помощью. Может, есть способ перетянуть через него душу обратно? У меня почти получилось — я, сама не зная того, потянула душу своей матери…