Он кинулся к столу, стал рыться в бумагах и выхватил одну из них, стал махать ею, как флагом:

— Вот же читайте, госпожа, читайте.

Она читать не стала, даже в руки не взяла бумагу, и так знала, что книготорговец не врёт, не его это ложь, не его придумка, иначе она бы его уже убила бы, девушка лишь сказала ему, выговаривая каждую букву:

— Шар пуст, стекляшка глупая, из меня твой умный жид дуру хотел сделать. Сколько денег за него просил?

— Десять гульденов желал, — лепетал Люббель. — Тут, в письме, всё писано. Вот, читайте.

— Этот шар ему отошли обратно, скажи, что бы настоящий прислал, иначе… — Она помолчала и продолжила смакуя. — Иначе я ему весточку пошлю, да такую, что с последней половины его головы кожа оползёт.

Она не врала, казалось, что не будь у неё шара, так и не найдёт она хитрого жида, не сможет без стекла ему проклятие послать, но у неё уже была мысль, как наказать мошенника.

— Слышишь, Люббель, напиши, что я от него настоящее стекло жду, иначе пожалеет он.

Она сказала, повернулась и пошла прочь из этого вонючего дома.

Волков никогда бы такую мебель не купил бы. И простыни такие не купил бы. Всё, что привезла госпожа Ланге, было красивое и дорогое. Ему было жаль денег, он бы пожадничал такие кресла и такую кровать с балдахином покупать. Впрочем, госпожа Ланге не знала того, что всё это в один день, возможно, будет украдено или сгорит, когда сюда придут горцы. Она стояла у входа в новый дом, смотрела, как дворовые заносят мебель, и всем видом показывала, что ждёт от него похвалы. Волков уже думал похвалить её, но тут прибежала Элеонора Августа. Прибежала дочь графская, торопилась, запыхалась, волосы растрепались, как у крестьянки простой. Схватила Бригитт под руку и, хитрыми глазами поглядывая на мужа, поволокла её по лестнице наверх. Глупая, глупая женщина. Всё в тайны играла. Он ухмыльнулся, глядя вслед своей жене.

Кавалер прекрасно знал, что это значит. Его жене не терпелось получить письмо от любовника, которое должна была привезти госпожа Ланге и о котором её муж всё знал.

Дьявол. Нужно было письмо у Бригитт брать да читать, а не стулья рассматривать красивые. Как он мог забыть про это, нужно было прочесть письмо прежде, чем жена его получит. Теперь оно у неё в руках. Кавалер вздохнул. Надеялся он на то, что Бригитт передаст на словах его содержание. А пока он взял один из новых ажурных стульев, поднял его, взвешивая. Стул был на удивление лёгок. Волков сел в него. Он был удобен. Красив, удобен, подлокотники хороши, жаль, что украдут его горцы. Конечно, украдут, жечь не станут такую красоту.

Он недавно позавтракал, дел и просителей у него сейчас не было, сидел он и смотрел, как мужики и бабы дворовые носят из телег новые вещи. Он хотел уж рявкнуть на глупую бабу, что неаккуратно несла гобелен, но к нему пришла Мария и сказала:

— Опять к вам гонец, господин. Приехал в старый дом, я его сюда привела.

«Опять!» Кажется, даже кухарка уже узнавала гонцов от герцога.

— Тот же, что и всегда?

— Нет, одёжа та же самая, красивая, а сам другой, — сказала Мария. — Звать?

— Зови, — вздохнул Волков.

Он знал, что гонец от герцога и что привезти он мог только дурные вести. Гонец и вправду был другой, он достал из сумки бумагу. Нет, не свиток с лентой цветов Ребенрее, нет, просто бумага, сложенная вчетверо, даже без сургуча. Он развернул её. Текст в письме был прост и понятен кавалеру:

«Граф с женой, что гостит тут, завтра отправится домой, а вслед ему пойдёт гауптман Фильшнер со ста двадцатью людьми, чтобы брать вас и вести к герцогу. Так как вы крепки и людей у вас достаточно, то при гауптмане будет предписание властям города Мален дать ему ещё людей двести и арбалетчиков, сколько выйдет. И граф должен будет собрать ополчение первого порядка в тридцать рыцарей или пятьдесят конных людей с послугой. Так же у гауптмана будет при себе пятьдесят талеров, если нужда настанет собрать среди горожан и имперских слуг ещё охотников против вас. Наказано гауптману Фильшнеру, коли вы сбежите в другую землю, так встать у вас на Эшбахте лагерем на постой и брать стол и кров из вашей земли. И ждать вас, пока вы не явитесь с покорностью. Сим письмом благодарность свою пред вами полагаю исполненной».

Подписи или экслибриса не было. Но они и не нужны были. Конечно, это письмо было от канцлера. Он всего два письма Волкову написал.

«Сим письмом благодарность свою пред вами полагаю исполненной».

Дорогие письма получались. Две тысячи талеров и куча отличных мехов была послана ему в подарок. Очень дорогие письма получались, но вот это письмо, то, что Волков держал в руках, было весьма ценным. Оно не только давало ему время.

Кавалер вздохнул, сегодня он думал заняться новым домом, побездельничать хоть немного. Нет, ничего не выйдет. Он сказал гонцу, снова заглядывая в письмо:

— Передай господину, что послал мне это письмо, мою большую благодарность. Пусть тебя покормят, и езжай, ответа не будет.

Гонец поклонился, а Волков крикнул, не отрывая глаз от бумаги:

— Эй, кто-нибудь, Максимилиана ко мне.

Он вчитывался в строки, прикидывая время, что у него есть. Да, суров герцог, суров. Одно письмо — просьба, второе письмо — приказ, а третьего письма… не будет. Вместо него будут у тебя вассал, добрые люди при железе и славном капитане Фильшнере.

И поволочёт сей капитан тебя к герцогу на суд, хорошо, если не в кандалах. Нет-нет, не выйдет ничего у капитана. Письмо давало Волкову время. Он уже знал, что будет делать. Слава Богу, что не жадничал, не поскупился на подарки для канцлера.

— Кавалер, звали? — Появился Максимилиан.

— Собирайте людей. Офицеров ко мне, скажите, что жду немедля, сами собирайтесь в дорогу: вы, Увалень, Сыч, кавалер Клаузевиц, господа Фейлинги оба, господин Гренер. — Волков на мгновение прервал перечисление. — Вы, Максимилиан, выдайте господину Гренеру коня из моих конюшен, из тех, что поплоше, а его мерина, на котором он приехал, отдайте в конюшню Ёгану.

Волков не хотел, что бы кто-то из его выезда ездил с ним на мерине. Да, теперь его людей уже можно было считать настоящим выездом, хоть он и не хотел его себе заводить, но раз уж есть у него всадники, то пусть будут похожи на кавалеров, а не на мужиков, что вздумали ездить верхом на своих меринах.

— Кавалер, — не уходил Максимилиан, пряча улыбку, — а дорога будет дальняя, едем в Мален?

— И в Мален, и в Мелендорф, к графу, и во Фринланд, дорога, в общем, будет неблизкая, пару дней нас не будет.

Максимилиан поклонился и ушёл выполнять распоряжения.

А он остался сидеть в удобном, красивом стуле посреди красивой залы в красивом доме, и не замечал всей этой красоты. Он перебирал в уме все возможные варианты событий, намечал встречи, думал, какие слова и кому будет говорить. А тут в дом пришёл брат Семион, и был на вид счастлив, сразу заговорил: