Чтобы оценить значение для японцев клинка работы мастера Хондзе Масамунэ, достаточно вспомнить, что этот клинок передавался из поколения в поколение сегунатом Токугава, вспоминал Алдошин. Считается, что легендарный мастер Масамунэ делал свои клинки как оружие, которым защищают жизнь, а другой великий оружейник того времени, мастер Мурамаса, делал самурайские мечи как разящее оружие. Чтобы сравнить клинки великих мастеров, их вонзили в дно ручья. По течению плыли опавшие листья. Все листья, что прикасались к мечу Мурамаса, оказывались рассеченными. А меч Масамунэ листья оплывали, не касаясь его…

Красивая легенда, думал Алдошин. Красивая – но все же только легенда. Хотя ценности катан из коллекции императора это никак не убавляет. Есть в Японии и другие легендарные мечи, которые мечтают иметь в своих коллекциях многие любители оружия. Например, родовые мечи семьи Тайра…

Почему же гордые победители-америкосы упустили все-таки возможность показать всему миру церемонию получения коллекции клинков, олицетворяющих дух всего японского народа?

– Я думаю, что эту коллекцию императора сразу решено было украсть, Владислав Николаевич, – медленно, словно нащупывая в болоте тропку, заговорил Алдошин. – Не знаю – кем решено, но это представляется мне единственно разумным объяснением. Согласитесь, что тому же генералу Макартуру, покрасуйся он перед камерами кинохроники и журналистами с охапкой бесценных мечей в руках, было бы затруднительно позже объяснить миру их исчезновение. Их настоящее место – в музее. Пусть даже не в японском святилище – в американском. А так…

Алдошин пожал плечами:

– А так, с простого и никому доселе неизвестного сержанта-кавалериста, какой спрос? Думаю, что все было именно так. Но мы, Владислав Николаевич, несколько отвлеклись от главного лейтмотива! То, что японские оружейные реликвии попали к америкосам, сомнений не вызывает! Но какая связь с Сахалином?

– Сейчас дойдем и до вашего острова, – пообещал москвич. – Ризенталь, взяв за отправную точку поиска сержанта Баймора, много лет пытался разыскать его следы. Даже ФБР через своих американских друзей-партнеров подключал. И не нашел! Пропал без вести тот сержант, Миша! И это играет на выдвинутую тобой версию – на замысел украсть. Тогда швейцарец взялся разрабатывать другую «жилу». Дело в том, что информация о передаче коллекции оккупационным властям в печать все-таки просочилась, и по стране прокатилась волна возмущения поступком семьи императора. Японцы требовали вернуть им их национальный символ духа, утверждали, что коллекция никоим образом не подпадает под требование разоружения. Семья императора могла потребовать реликвии обратно. Коллекцию нужно было вывезти из Японии как можно быстрее! И Ризенталь принялся искать самолет или судно, покинувшие порты или аэродромы в течение недели после скомканной церемонии передачи.

– Ну-у, это иголка в стоге сена!

– Не скажи, Миша! – довольно осклабился Абвер. – Не скажи! По справкам из американских военных архивов следовало, что в январе 1946 года в Америку ушел только крейсер «Канзас» – причем за неделю до того, как реликвии попали к американцам! И было зафиксировано всего четыре вылета больших самолетов. Из аэропорта Ацуги взлетели два транспортных «дугласа», тяжелый бомбардировщик В-2 и самолет-амфибия «грумман».

– Это уже интересно, – пошевелился Алдошин.

– А то как еще интересно, Миша! Погоди, ты главного еще не слышал! Один «дуглас» улетел в Китай, на нем отправился какой-то военный чин. Второй «сгонял» на север Японии и через четыре часа вернулся. Бомбардировщик сбросил на каком-то рифе пару бомб на всплывшую подлодку без опознавательных знаков. А в полетном плане «груммана», Миша, было означено: доставка секретного груза на крейсер «Канзас»! Усек? И та амфибия не вернулась!

– Вот оно что! – протянул Алдошин.

– И это еще не все! Вокруг вылета «груммана» было поднято слишком много возни, Миша! В архивах сохранились запросы погоды для его полета – раз! Сохранились метеосводки на день вылета «груммана», из которых следует, что в Охотском море бушевал циклон, и обойти его фронт амфибия могла только с заходом в русское воздушное пространство, пройти «впритирку» с Сахалином – два! Крейсеру было приказано лечь в дрейф в районе Курильской гряды и ожидать прибытия летающей лодки – три!

А радуется-то, радуется Абвер так, будто сам все это сообразил, с неприязнью подумал Алдошин.

– Все равно это очень слабая привязка к Сахалину, Владислав Николаевич! – вяло возразил он. – Наши доблестные «соколы» могли сбить его и над морем. «Грумман» мог долететь все-таки до «Канзаса» – а информацию засекретили навечно – если это был, конечно, наш груз! Что тоже еще не факт!

– М-да, Миша… Как тебе не хочется за розыски-то приниматься, а? – помолчав упрекнул Абвер. – Или ты вообще пессимист по натуре, Михаил? Давай-ка эти кости погрызем, пока совсем не остыли! А потом я тебе еще кое-что выложу. Уж если тот козырь, припасенный тебя, не вдохновят – ну, тогда я и не знаю, что делать…

Мужчины пододвинули поближе большие бумажные «блины» с крылышками гриль и принялись за это «фирменное» блюдо. Помня о том, что москвич не любит разговаривать о делах за трапезой, какой бы она ни была, Алдошин помалкивал, «прокручивая» в голове различные сопутствующие кладоискательству мысли.

Как бы ни упрекал его Абвер излишним пессимизмом, в «сахалинский адрес» императорской коллекции раритетов он поверил сразу. Даже без обещанных «на десерт» козырей: слишком впечатляющими были «совпадения»! Но не любил Михаил кладоискательства как такового! Не любил – и все! Одно дело – «долбить» себе потихоньку «поляну», не зная, будет там что зачетного или голый «шмурдяк» таится. В факторе неожиданности находок была своя прелесть, кто бы там что ни говорил!

А вот направленное кладоискательство – совсем из другой «епархии»! Ставши копарем-одиночкой, Алдошин постепенно проникся «идеологией» поисковика, уверовал в смешные порой суеверия про «земляного деда». В копарской среде бытовала, к примеру, твердая убежденность в том, что этот «дед» ни за что не отдаст то, что ищешь целенаправленно. Что этот суровый и не без юмора старик любит приятно ошарашивать и одаривать «зачетами» истинных своих поклонников.

И разве жизнь не подтверждала эти убеждения? Сколько лет ищут клад атамана Семенова в Забайкалье – а ведь не могут найти! И не горшок ведь с золотыми монетами, а 50 тонн слитков и «ювелирки»! И место достаточно точно известно, и факты захоронения золотого запаса Российской империи именно в этом месте многократно и из разных источников подтверждены – а поди-ка!

Была у Алдошина на этот счет и своя «закавыка». Некоторое серьезное сомнение в одной из составляющих в определении места семеновского клада. Обратил ли кто из серьезных поисковиков на эту «закавыку», кроме него, внимание – он не знал. Но держал свою догадку при себе – не то чтобы с расчетом когда-нибудь взяться и найти. Просто было приятно сознавать, что десятки серьезных людей не обратили на такую деталь внимания, а он обратил!

Все дело в весе клада! Из материалов ВЧК-КГБ следовало, что железнодорожный вагон с золотым запасом империи следовал в составе бронепоезда и под его охраной. Позвольте, господа-товарищи специалисты! Позвольте! Это современный четырехосный вагон может поднять 50 тонн – но никак не коротенькая двуосная железнодорожная «повозка» начала ХХ века… Такой вагон вмещал и мог перевезти 12 лошадей, не более! Грузоподъемность его – не более 10 тонн, да и то с большим дополнительным вопросом: а были ли рассчитаны железнодорожные пути начала ХХ века на больший вес?