Вечером пятого и в ночь с пятого на шестое мая со стороны восставших были предприняты фактически первые более или менее серьезные попытки выйти на контакт с официальными властями в Праге. Первыми высокопоставленными лицами с немецкой стороны, попытавшимися убедить рейхсминистра Карла Германа Франка в необходимости найти способы коммуникации с восставшими, являлись, как бы это ни показалось странным, руководители именно тех служб, которые как раз должны были бы первыми с этими самыми повстанцами расправляться – начальник пражского гестапо оберштурмбаннфюрер СС Эрнст Герке и командующий полицией безопасности и СД в Праге оберфюрер СС Эрвин Вейнман. Видимо, дело было в том, что именно эти два человека как раз лучше всех на немецкой стороне были осведомлены о реальном состоянии дел в столице Протектората, и поэтому именно они и предприняли первые попытки остановить лавинообразное развитие событий в городе, попытавшись начать договариваться с повстанцами. Конечно, сегодня мы можем лишь предполагать, каковы были реальные цели в этом процессе двух высокопоставленных эсэсовцев, руководивших самыми жесткими силовыми структурами в Праге, но подозревать их в активном миролюбии или сострадании к жертвам начавшихся беспорядков, наверное, все-таки не стоит… Возможно, реальной целью было выиграть время для консолидации германских сил, возможно, выяснение таким образом планов восставших или просто чувство самосохранения, обострившееся в ситуации общего краха Германской империи и коллапса самого Протектората Богемия и Моравия в частности – этого мы уже никогда не узнаем… Тем не менее на такой контакт с восставшими в Праге эти люди пошли первыми, используя в качестве посредников имеющиеся связи в пражском управлении чешской полиции, которая в принципе до недавнего времени находилась в их прямом подчинении, а в момент начала беспорядков вроде как перешла на сторону восставших. В тот момент к тому же у пражского гестапо в руках находился козырь, который немцы, возможно, также изначально собирались использовать при переговорах – в специальном следственном изоляторе в замке Йенералка на окраине Праги в тот момент находилась группа важных деятелей или различных известных представителей чешского народа, специально интернированных там с апреля 1945 года изначально именно в качестве заложников, для возможных переговоров с чехами впоследствии, как раз в случае возникновения подобных проблем [84].

Для начала переговоров был разумно выбран достаточно нейтральный кандидат – комиссар полиции на пенсии Отакар Маршик, знавший лично практически всех действующих руководителей пражской полиции, но сам на официальной службе уже не состоящий. Именно через него впоследствии и состоялся первый контакт. Никто из немцев на тот момент, как уже упоминалось выше, не представлял себе, кого реально считать «официальным представителем чехов», тем не менее и здесь сказался удачный выбор позиции членами штаба «Бартош» – находясь прямо в здании полицейского управления, они фактически первые получили информацию о «выходе» на Герке и Вейнмана.

Сначала немцы просто потребовали от восставших сложить оружие, с тем чтобы потом переходить уже к политическим решениям, которые в состоянии всеобщего хаоса и стрельбы на улицах все равно являлись бы невыполнимыми. Тем не менее после первых достаточно продолжительных переговоров было принято решение о прекращении огня обеими сторонами к 22.00 часам пятого мая, с тем, что немецкие силы будут возвращены на места изначальной дислокации, повстанцы останутся на тех позициях, на которых оказались к данному часу, и не будут предпринимать дальнейших попыток захватов территорий и учреждений, причем вывешенные ими чехословацкие флаги на уже находящихся под контролем восставших зданиях могут пока остаться на месте[85]. После установления таким образом «статус-кво» Герке и Вейнман даже предложили восставшим возможность организовать встречу на «высшем уровне» между руководителями восстания и лично Карлом Германом Франком…

О достигнутых соглашениях штабом «Бартош» был незамедлительно проинформирован штаб «Алекс» во главе с генералом Слунечко, а тот, в свою очередь, поставил в известность о происходящем Чешскую Народную раду.

Немаловажной деталью договоренности неожиданно стал, казалось бы, совсем незначительный факт сохранения чехословацких флагов на захваченных повстанцами зданиях. До сих пор точно неизвестно, внесла ли действительно этот пункт, как условие, чешская сторона на переговорах с командованием гестапо и немецкой полиции порядка, а те согласились, или это просто от себя добавили к передаваемой далее информации генералу Слунечко патриоты из штаба «Бартош», чтобы подчеркнуть «успешность собственного давления на немцев». Тем не менее эта новость была особо радостно воспринята и, видимо, еще больше вскружила голову уже и без того окрыленным собственными успехами чехам, так как из поступившей информации о проходивших переговорах члены ЧНР почему-то сделали вывод, что немцы собираются ни много ни мало, а добровольно сложить оружие. Немедленно поэтому было принято постановление ЧНР для передачи официальным германским властям о том, что Чешская Народная рада «готова вести переговоры о капитуляции (германских войск и силовых структур в Праге. – Прим. авт.) в «соответствии с международными правовыми нормами», а решение вопроса о прекращении огня с чешской стороны должен был принять не кто иной, как «командующий чешскими вооруженными силами».

* * *

Данное произведение, по-моему, целиком показывает всю несостоятельность и безответственность в принятии решений даже, казалось бы, самых серьезных и работоспособных из созданных повстанцами так называемых «органов власти». Высокопарное «согласие Чешской Народной рады вести переговоры о капитуляции» было полностью основано на только что поступившей, никем не проверенной и ничем не подтвержденной информации – как позже выяснилось, немцев то ли плохо поняли, то ли вообще понимать не хотели и фактически просто выдавали желаемое за действительное… Совершенно непонятно, как даже не интригующие политиканы, а профессиональные военные, находившиеся тогда в штабе «Бартош», могли вообще серьезно обсуждать с немцами вопрос о прекращении огня, точно зная, что не имеют не только полного контроля над вооруженными повстанцами во всем городе, но даже контакта с ними. Таким образом, ни штаб «Бартош», ни штаб «Алекс» вместе с Чешской Народной радой, что бы они сами о себе ни думали, никак не могли не то что гарантировать соблюдение режима прекращения огня, но даже донести информацию о принятии этого решения всем повстанческим группам, а это автоматически и заранее означало почти стопроцентную гарантию срыва собственной стороной ими же самими поставленных условий. Какой, с точки зрения ЧНР, «командующий» и какими «чешскими вооруженными силами» должен был принимать решение о прекращении огня, если ни того, ни другого по факту не существовало? Это все не говоря о том, что с точки зрения как раз упомянутых «международных правовых норм» сама Чешская Народная рада в тот конкретный момент времени никак не являлась сколь-нибудь легитимным субъектом для участия в правительственных переговорах, не говоря уже о принятии капитуляции регулярных вооруженных сил государства и передаче власти…