Списки распределения вывесили в конце недели на информационной доске у выхода.

– Тебя можно поздравить? – поинтересовался ты, как только я пробралась через толпу других учащихся, желающих узнать, куда их определили.

– Если только ты считаешь свидания со стариками каждый вторник и четверг весёлым занятием.

Я попала в группу мистера Прикли, что означало работу в доме престарелых.

– Поверь, это не худший вариант.

Мы направились к выходу. На улице как никогда ярко светило солнце.

– В том году я оказался в младших классах. Сказать, что это был худший опыт в моей жизни, не сказать ничего, – ты поморщился, в доказательство сказанного. – К тому же кое-что тебе должно льстить.

Я удивленно приподняла брови.

– Тебя выбрал Прикли, а это что-то да значит.

Я хмыкнула, в конце концов смирившись с тем, что могло быть и хуже. Позже я даже нашла в сложившейся ситуации плюс: я смогу вписать этот опыт в анкету при подаче документов в Гарвард. Надеюсь, они оценят. Как же я на это надеюсь!

8

Местный дом престарелых оказался небольшим старым двухэтажным зданием, каждый угол которого пропах лекарствами, мочой и старостью. Мы приходили туда после уроков, чтобы общаться со стариками и помогать при необходимости, потому что персонала катастрофически не хватало. Днём мы все вместе проводили время в комнате для отдыха, где постояльцы обычно играли в настольные игры или смотрели телевизор. Пожалуй, эта часть моей работы была самой терпимой, так как в эти моменты они могли занимать себя сами.

Поначалу это место меня угнетало, и не потому, что приходилось взбивать им подушки и кормить с ложечки, а просто потому что казалось, будто время там останавливалось, будто я становилась такой же старой и беспомощной. Я не могла смотреть на их морщины, поседевшие волосы и дряблые тела, осознавая, что когда-то тоже стану такой. Во всём моём ближайшем окружении ранее не было никого чуть старше пятидесяти, поэтому такой резкий контраст меня отталкивал и пугал, но я не подавала виду, выполняя все их просьбы, так как испытывала к ним искреннюю жалость.

После досуга в общей комнате наступал ужин, а потом мы помогали старикам добраться в свои палаты. Мне доверили миссис Вайс, серьёзную старушку, по которой невозможно было определить возраст. Я могла бы сказать, что ей лет семьдесят, точно так же как и девяносто.

– Здесь никто никому не нужен, – сказала она, оказавшись в своей скрипучей кровати. Судя по виду обеих, они были ровесницами.

Я в это время стояла у окна, но, услышав, что она наконец заговорила, посмотрела на неё через плечо.

– Если бы мой сын не погиб, меня бы тут не было. Он бы меня забрал…

В соседней палате кто-то сначала замычал, а потом страшно завыл нечеловеческим голосом. Это продолжалось минут десять. Испугавшись, я села и скукожилась в кресле.

– Это Кен, – объяснила миссис Вайс, когда он немного притих. – Он так каждый день воет. Зовет свою жену Люсиль, забывая, что она умерла уже как двадцать лет назад.

Я молчала.

– Жил тут ещё один такой. Но тот не просто выл, он был к тому же и злобный как чёрт. Отвратительный старикашка. Неудивительно, что даже собственная семья со временем возненавидела его. Хотя они долго пытались. У него было две дочери. Одна, та, что помоложе, приходила чуть ли не каждый день, другая пришла только раз. Они тогда так поругались, что у него в итоге прихватило сердце… – она не продолжила, но я и так поняла, что он умер.

– А вы не помните, как звали того старика?

– Почему же не помню? Мэйрон. Прежний глава городского совета. Держал город в ежовых рукавицах. Жил в доме с фиолетовой крышей, мол, подчёркивала его высокий статус. Да только он был обычным плотником. Работал на фабрике. А потом окружил себя такими же, как он, они его и выбрали.

Да, всё сходится. Мэйрон – мой дед. Это я знала, но всё остальное оставалось загадкой долгие годы. Мама никогда не рассказывала мне о своём отце.

– Я тебя раньше не видела. Ты не из Корка, – прищурившись, сказала она уже позже.

– Да, мы переехали летом.

– Напомни-ка мне, как тебя зовут?

– Флоренс.

– Чудно́е имя какое, – отметила она.

В этот момент в комнату зашёл мистер Прикли. Ещё никогда в жизни я не видела его таким дружелюбным. Не знаю почему, но со стариками он становился другим, не таким строгим и холодным, каким он был с нами в школе. Он поинтересовался у миссис Вайс о её самочувствии. Они разговаривали, казалось, целую вечность. Спустя пять минут я уже слушала вполуха. Когда он ушёл, она начала снова рассказывать мне о всех постояльцах, живущих когда-то здесь, и о самом Корке. Стоит признать, что порой её истории были довольно поучительными.

Через полчаса я покинула миссис Вайс, зайдя перед уходом в общую комнату, так как оставила там свой рюкзак. Насколько я поняла, все ребята уже ушли, включая и Реднера, ведь ничьих сумок в комнате больше не наблюдалось. Мистер Прикли сидел за столом и играл сам с собой в шахматы. Я смутилась, увидев его, и поспешила к выходу.

– Тебе необязательно уходить, если не хочешь, – предупредил он мне вслед.

Я остановилась, повернувшись к нему. Он не поднял взгляда. Только тогда я заметила у него на пальце обручальное кольцо, но я никогда ничего не слышала о его жене. И почему он сидел здесь в одиночестве, если мог идти к ней домой?

– Можно задать вам один вопрос?

Он внимательно посмотрел на меня, прекратив игру.

– Вы знаете, что, позволяя мне остаться, нарушаете правило устава?

Мне было плевать на устав, однако я не имела понятия, как к нему относился Прикли.

Он ничего мне не ответил, поэтому я продолжила:

– Согласно правилу номер двадцать шесть пункт два: учитель не может оставаться наедине с учеником вне школы, – отчеканила я строго.

– Я смотрю, кто-то неплохо выполнил своё домашнее задание, – он чуть расслабился. Я никогда не видела его таким прежде. Поняв, что я не восприняла его остро́ту, он спокойно добавил: – Мы здесь как раз по указанию школы, так что это можно приравнять к дополнительному заданию.

Я не стала спорить.

– Почему на прошлом собрании вы не проголосовали, как все?

– Это больше чем один вопрос, – он усмехнулся, ловко вернув все фигуры в начальное положение. – Вероятно, потому что не хотел, – ответил он позже уже серьезно.

– Но почему?

– Присядь, – он указал на стул, находившийся напротив него.

Я сделала так, как он просил. Между нами стояла шахматная доска. «Чёрные» оказались на моей стороне. Я обрадовалась, но не подала виду. Чёрный – мой счастливый цвет.

– Твой поступок с переодеванием был… – он замешкался, пытаясь подобрать слово.