А большинство сотрудников учреждений по охране памятников <…> имели собственные строительные фирмы [DАшота 2013].

Хотя лужковское и собянинское ведомства по охране памятников имеют схожие аббревиатуры, в октябре 2010 года собянинскому Мосгорнаследию был придан статус департамента, а не комитета. Если начальником Шевчука был Ресин, руководитель строительного комплекса при Лужкове, то глава Мосгорнаследия занимает пост министра в городском правительстве и подчиняется непосредственно мэру. Еще одним существенным расхождением с прежней практикой стало то, что новый глава, А. В. Кибовский, имеет ученую степень по истории и всю профессиональную карьеру посвятил охране культурного наследия[46]. По окончании вуза Кибовский работал в московском Музее-панораме «Бородинская битва». На момент назначения руководителем Мосгорнаследия занимал должность главы Федеральной службы по надзору за соблюдением законодательства в области охраны культурного наследия [Кибовский 2020]. Можно было бы подумать, что переход из этого федерального ведомства с громоздким наименованием на аналогичную должность в Москве – понижение, однако мне представляется, что это скорее показатель особого, а возможно и доминирующего, положения столицы в Российской Федерации.

Преобразование Мосгорнаследия в респектабельное профессиональное учреждение – важный этап истории до сих пор продолжающихся взаимоотношений градостроителей и градозащитников собянинского периода. Впрочем, следует сразу же отметить, что единственной важной мерой по охране памятников стал мораторий на новое строительство в центре, официально объявленный мэром в марте 2011 года, хотя продолжающийся пересмотр контрактов и без того фактически заморозил большинство проектов [Запрет 2011]. Основной причиной запрета строительства Собянин назвал необходимость борьбы с перегруженностью дорог, но в действительности мораторий послужил сигналом к перемирию в борьбе за культурное наследие, не считая нескольких исключений. Это перемирие позволило Мосгорнаследию заново наладить деятельность и изменить свою репутацию, а активистам-градозащитникам – пересмотреть отношение к мэрии.

В апреле 2011 года на Мосгорнаследие были возложены обширные функции, и среди них не только обязанность обеспечивать соблюдение всех законов и нормативных актов, связанных с охраной памятников, но и право отменять любые проекты, угрожающие «объектам культурного наследия», в том числе археологическим [Положение 2013]. Оздоровленное ведомство, по-видимому, серьезно отнеслось к своим обязанностям[47]. В начале мая 2011 года Мосгорнаследие отменило все разрешения на снос или частичную разборку зданий на территориях, где расположены исторические сооружения.

Все согласования, разрешения, утвержденные проекты, включая полный или частичный демонтаж любых зданий, как имеющих, так и не имеющих статуса объектов историко-культурного наследия, в объединенных охранных зонах или зонах строгого регулирования застройки города Москвы, ныне без повторного согласования с Департаментом культурного наследия считаются утратившими силу [Petrova 2011].

Поводом к принятию Мосгорнаследием подобных мер послужило обращение Архнадзора к мэру после вопиющего незаконного сноса исторического здания [Petrova 2011]. С точки зрения градозащиты отмена всех подобных контрактов стала большой победой. Но охрана культурного наследия была не единственной задачей собянинской администрации. Аннулировать все контракты означало поставить мэрию выше закона, ведь контракты – это документы, имеющие обязательную юридическую силу. Кроме того, город нуждается в частных инвестициях в реконструкцию жилых районов и, возможно, в будущем пожелал бы сотрудничать по крайней мере с некоторыми из пострадавших застройщиков. Примирить эти три требования было непросто, как следует из нижеприведенного отрывка из интервью М. Ш. Хуснуллина.

«Сносная комиссия»

Москомнаследие было не единственным городским ведомством, занимавшимся вопросами защиты и уничтожения культурного наследия. В 1995 году Лужков создал Комиссию при Правительстве Москвы по вопросам сохранения зданий в исторически сложившихся районах г. Москвы, вскоре прозванную «сносной комиссией» [Постановление 2007]. При Лужкове «сносная комиссия» под председательством Ресина рассмотрела 4000 дел и в 3000 из них вынесла решения об уничтожении зданий [Подолян 2011]. Хотя в Комиссии было представлено и ВООПИиК, в основном в нее входили городские чиновники и специалисты в области строительства и архитектуры, в том числе сотрудники Москомнаследия [Постановление 2007; Постановление 2008].

После падения Лужкова Ресин, исполнявший обязанности мэра, попытался дистанцироваться от лужковской градостроительной политики. Одним из доказательств этого стало приглашение в «сносную комиссию» К. П. Михайлова из Архнадзора [Елсукова 2010]. Но в октябре 2011 года за этим небольшим, по-видимому символическим, изменением состава последовала более радикальная реформа. О ней оптимистически возвещал заголовок материала на сайте радио «Вести FM»: «На смену “комиссии по сносу” Москвы пришла “комиссия по сохранению”» [Подолян 2011]. Формальное название комиссии стало еще менее удобочитаемым: Комиссия при Правительстве Москвы по рассмотрению вопросов осуществления градостроительной деятельности в границах достопримечательных мест и зон охраны объектов культурного наследия. Председателем комиссии стал преемник Ресина на посту вице-мэра по вопросам градостроительной политики и строительства Хуснуллин, а его заместителем —Кибовский. В Комиссии продолжили работать Михайлов и представитель ВООПИиК; кроме того, в ней появилось значительно больше представителей гражданского общества. Среди них – известный газетный обозреватель, специализирующийся на исторической географии города, и топ-менеджер независимой радиостанции «Эхо Москвы» [Подолян 2011; Постановление 2011]. Поэтому, хотя в составе Комиссии большинство составляют городские чиновники, ее решения уже невозможно утаить от общественности. Архнадзор публикует подробные отчеты о заседаниях, их регулярно освещают СМИ [Четыре 2013; Итоги 2013].

Михайлов понимал, что вопрос о сотрудничестве может возникнуть. Приняв предложение Ресина объединить представителей Москомнаследия и Москомархитектуры (Комитета по архитектуре и градостроительству города Москвы) в специальную рабочую группу, Михайлов прагматично оправдывал свой поступок: «Мы согласились – странно было бы настаивать на решении вопросов и не участвовать в их обсуждении» [Михайлов 2010]. В интервью, данном 20 октября 2010 года, после того как Михайлов дал согласие войти в «сносную комиссию», на вопрос «Не боитесь, что войдете в комитет, и вам начнут объяснять, что этот дом сохранить невозможно, или деньги начнут предлагать?» он ответил: «Не боюсь – нам и сейчас все время пытаются объяснить, что все разваливается. Мы находим аргументы в составе этой комиссии, будем находить и другие. Никто, приглашая нас туда, не обольщается, что мы себя станем вести иначе» [Елсукова 2010].

Одиозная семерка

Судя по всему, Архнадзор, как и прежде, проявлял бдительность и преданность своему делу, а вот подход Мосгорнаследия, «сносной комиссии» и Собянина к вопросам сохранения культурного наследия стал намного более открытым к сотрудничеству и профессиональным, чем деятельность лужковского режима. Яркий пример этих перемен – исход семи строительных проектов, которые Архнадзор назвал «наиболее одиозными» в «меморандуме», адресованном тогда еще неизвестному новому мэру в 2010 году [Архнадзор 2010]. Архнадзор потребовал приостановить эти проекты, пересмотреть и переделать их планы, чтобы привести их в соответствие с законом.

В четырех случаях мэрия поступила в соответствии с требованиями Архнадзора. Как уже упоминалось, Собянин отменил проект