Блюмкин и Даня переглянулись и поняли, что думают об одном и том же: среди этих людей может найтись кто-то, кто прольет свет на судьбу Русалки. Эта мысль оказалась последним доводом в пользу того, чтобы принять его приглашение.

Хоть Недоговоров и был пьяницей и разгильдяем, но в искренности его гостеприимства трудно было усомниться. У графа собиралась русская богема не только из эмиграции, но и гости из Киева, Екатеринбурга и даже Магадана. У него имелся и собственный вертолет, доставлявший гостей из марсельского аэропорта прямо в усадьбу.

Как-то раз, во время одной великосветской вечеринки, набравшись смелости, доктор Блюмкин в непринужденной манере поинтересовался, могут ли его гости случайно разболтать дома, будь то в Киеве или в Екатеринбурге, об их пребывании во Франции, во владениях графа. Тот только рассмеялся и ответил буквально следующее:

– А зачем им болтать? Все и так знают, где вы находитесь. Тысячи людей следят за вашей судьбой.

Маскировка непринужденности слетела с лица логопеда, и он напряженно вымолвил:

– Руки русских спецслужб длинны, и если это действительно так, мы не можем чувствовать себя в безопасности.

– Вам не о чем волноваться, – успокоил доктора Недоговоров. – Вы под защитой европейского сообщества и моего дома. Тем более что здесь вы не угрожаете ни Киеву, ни Екатеринбургу. Вас использовали в политической игре, вы вырвались, и теперь вам дарован заслуженный отдых.

– Откуда вы знаете, что он нам дарован? – удивился доктор.

Недоговоров немного помолчал, потом задорно, с лукавинкой посмотрел на доктора и, вздохнув, молвил:

– Его Величество государь Максим Первый благоволит к вам. А высочайшее расположение – это решение всех проблем.

– Постойте, – окончательно изумился Аркадий Эммануилович, – вы хотите сказать, что мы находимся под вашим покровительством с благословения русского царя?

– Ну конечно, – усмехнулся граф. – Если бы я, русский дворянин, принимал за границей врагов государя, я сам оказался бы обречен на изгнание. Государь лично просил меня позаботится о вас и приготовить вас к встрече с ним. Не знаю, почему, но вы Его Величеству интересны.

– Значит, нам предстоит вернуться в Россию? – с безнадежностью в голосе спросил доктор.

– Никто вас насильно туда не отправит, – успокоил граф. – Но с вашей стороны было бы просто неприлично игнорировать желание Его Величества повидаться с вами.

Какое-то время доктор молчал. В глазах его было больше разочарования, чем тревоги. Наконец он взял себя в руки и спокойно сказал:

– Знаете, граф, мы слишком много пережили за последние месяцы. И у нас есть все основания полагать, что по ту сторону у нас больше врагов, чем доброжелателей. Здесь нам предоставлены реальные гарантии политического убежища, в то время как на родине все наши гарантии чрезвычайно условны. Было бы еще более с нашей стороны неучтиво требовать от государя условий неприкосновенности. Так что, думаю, наша встреча в России нереальна, – подытожил доктор.

Недоговоров, как ни в чем не бывало, пожал плечами и сказал:

– Компромисс здесь вполне допустим. Государь много времени проводит в морских плаваниях. Его увлечения – регата и парусные круизы. Так что, я думаю, аудиенция где-нибудь в нейтральных водах могла бы устроить всех. К тому же, встреча в дружеской обстановке развеяла бы все ваши страхи.

Блюмкин молчал.

– Доктор, уверяю вас, ваши страхи совершенно беспочвенны! – воскликнул Недоговоров. – В первую же минуту общения с Его Величеством вы убедитесь в его искренне добром расположении к вам. А пока мы готовим встречу, предлагаю вам и вашим друзьям выбрать себе один из моих автомобилей и махнуть, как вы и собирались, на юг Италии. Вспомните молодость, наберитесь сил. Когда придет время, мои люди на вас выйдут. – И, подмигнув, граф тихо добавил: – Его Величество – славный парень.

Собачье мясо

не взвешивают на весах.

Китайская пословица

Нога у Дани почти зажила, и он уже мог ковылять без тросточки. Правда, плечо срослось как-то неправильно и странно подергивалось во время ходьбы. Машенька успела поучаствовать в домашних театральных постановках графа, что проходили на сцене малого зала усадьбы, в спектаклях она играла маленьких девочек и вызывала бурю аплодисментов и хохотков. В ее сознании жизнь приобрела какой-то обыденно-благополучный характер, и она и думать забыла, что еще недавно все они едва остались в живых. К тому же хозяин поместья просто завалил ее новыми туалетами.

А вот в глазах доктора граф после разговора на вечеринке утратил доверие навсегда. Слишком уж фантастической казалась ему предложенная личная встреча с царем. Да еще в открытом море. Что-то здесь явно было не так. Но отказываться от предложения Недоговорова тоже не стоило. Из графских машин доктор выбрал темно-вишневый «оппель», стилизованный под середину XX века. Это было самое скромное авто из его парка.

Когда стали грузиться, оказалось, что даже треть Машиных чемоданов не влезает в багажник. Пришлось запихивать торбы в салон, а некоторые даже укреплять на крыше.

– Как доберетесь, непременно сообщите мне, в каком отеле вы остановились, – напутствовал граф-живописец. – Я попрошу хозяина, чтобы он записывал ваши траты на мой счет. Да мне и не хотелось бы терять вас из виду, – подмигнул он Блюмкину.

… Марсель и Неаполь связаны магнитной трассой. На крейсерской скорости триста километров в час это расстояние преодолевается всего лишь за пять часов езды. Когда доктор переключился на автопилот, передние кресла развернулись на сто восемьдесят градусов, и дальше пассажиры ехали, как в экспрессе, сидя друг против друга.

Мимо проносились альпийские курорты, санатории и горнолыжные базы, канатные трамваи, подъемники и пестрые стаи туристов. Особенно захватывающим было скольжение в горах – то головокружительный взлет по серпантину, то нырок в темный туннель.

Кончилась Франция, и облепленная чемоданами сверкающая машина понеслась вдоль скалистых утесов над Генуэзским заливом. Весенняя Италия словно бы улыбалась вечной прелестью выцветших пейзажей. Море под солнцем блестело так, что, если бы не тонированные стекла, на него невозможно было бы смотреть.

Иногда на горизонте рисовалась череда широко расставленных деревьев, иногда в приоткрытом окне свистел соленый морской полдень, и бриллиантовой короной блистали позади заснеженные вершины гор. А выше, на неистовом голубом фоне, громоздились косматые облака кисти Эль Греко. Изредка мелькали давно слившиеся с естественным пейзажем башни каменных соборов, а по сторонам дороги хвастливо приплясывали ребристые пальмы.

Доктор не стал рассказывать друзьям о своем разговоре с графом и не стал открывать им своих опасений. Не то чтобы он боялся их потрясти. Скорее наоборот, не хотел разочаровывать, так как сам в эту затею верил не особенно. Впрочем, и то, и другое. Главным было, что он не хотел нарушать их призрачной безмятежности, все тревоги взяв на себя.