подсказать, уберечь от того, чтобы в его душе поселилось зло и обида, а он, Соколов, оказался не у дел! Еще пару лет назад ему достаточно сделать всего один телефонный звонок и от парня бы отвязались, оставили в покое и забыли! Тогда бы он послал одного из приставленных к нему офицеров и Реставратора с почестями привезли бы к нему в кабинет, сейчас же, когда Соколов оказался в опале, нет ни власти, чтобы позвонить, ни друзей, кому можно было обратиться, ни кабинета. Нет ничего, кроме этой дурацкой школы, где он за совсем небольшие деньги помогает таким дурачкам как давешняя Инна, избавиться от острых синдромов психических болезней. Занимается черт знает чем, вместо того, чтобы быть рядом с Реставратором!

Андрей Георгиевич тяжело вздохнул. Нужно спешить, а у него уже так мало сил! И все же нельзя расклеиваться, необходимо действовать. У него слишком мало времени! Если спросить у Соколова откуда в нем эта уверенность, он бы затруднился с ответом. Как и с тем, откуда в нем вообще, все эти знания. Как он все это чувствует? Да бог его знает, вот наделил его всевышний даром чувствовать. И, конечно, сказалось влияние родителей, в основном бабушки. Она была из семьи сибирских староверов, внук Андрюша каждое лето гостил у нее на Алтае, ходил с ней по грибы и ягоды. А еще слушал длинными светлыми вечерами разные былины и сказки. Про богатырей и красавиц, про храбрых юношей и красных девицах, про коварных врагов и подлых предателях. А когда приходил из своего дальнего хутора дед Семен, да под крепкий чай с медом, начинал свои байки, тогда становилось совсем интересно. Вот тогда он впервые услышал слово реставратор, тогда же узнал, какая сила дана этим людям и как важно, чтобы эти люди служили добру. Это тогда, в малых годах Андрей считал услышанное сказкой, пусть и увлекательной, но выдуманной историей, теперь же, с высоты своих лет, Наставник к поведанному дедом Степаном относился со всей серьезностью.

Но что же все-таки делать с Реставратором? Как помочь? Как уберечь от неверного поступка? С его талантом можно такое наворотить, такие беды принести. Вот хотя бы картинки эти, Андрея Георгиевича даже передернуло – вспомнилось, какой зловещей силой веяло от листов, что принесла Инна. Нет, если он хочет вернуть себе душевный покой, если не собирается всю ночь метаться по своей квартире на Юго‑Западе Москвы, нужно действовать.

Андрей Георгиевич позвонил другу, профессору Баграмову. Чуть полноватый и грузный Василий Сергеевич был известным историком, специалистом в области религиозных культов. Увлекающаяся натура и коллекционер, он собирал и бережно хранил предметы, использовавшиеся при отправлении религиозных обрядов, включая самые редкие и экзотические. Соколов был убежден, что профессор именно тот человек, кто может понять сущность происходящего. Он еще не до конца решил для себя, правильно ли поступает, вовлекая старинного друга в эту историю, а пальцы уже сами набрали знакомый номер. Что ж, пусть так и будет. Соколов давно привык доверять своим инстинктам, своему чутью. Это началось давно, еще на заре его юности. Андрей Георгиевич, тогда просто Андрюха, жил летом у бабушки на Алтае и ничем не отличался от своих сверстников. В тот страшный для многих день он скакал на своем гнедом Водолазе, когда невиданная сила подхватила его вместе с конем и, пронеся с добрый десяток метров по воздуху, швырнула оземь. Это было последнее в Советском Союзе наземное испытание водородной бомбы…

С тех пор многие, да что многие, почти все друзья Соколова ушли в мир иной, а вот Андрей Георгиевич выжил. И не только выжил, но и стал обладателем необыкновенных способностей. Ему ничего не стоило делать несколько дел одновременно, перемножать в уме многозначные числа или возводить их в многократные степени быстрее, чем проверяющий делал это на калькуляторе. Он мог запоминать колоссальное количество цифр, стихов, мелодий. Да мало ли что он мог делать! Вслепую ездить и стрелять, находить спрятанные вещи, угадывать мысли…

В молодые годы, когда тщеславие еще не уступило место мудрости, Андрей Георгиевич кичился своими талантами, выступал перед зрителями и по телевидению. Он даже вошел с частью своих достижений в Книгу рекордов Гиннеса, но после того, как число таких записей превысило цифру тридцать, перестал интересоваться и этим. А потом и вовсе отошел от публичной деятельности. Устал от всей мишуры, устал от глупости людской, а скорее всего, устал доказывать, что он не шарлатан, пользующийся гипнозом, а простой, ничем не примечательный феномен. Но как ни шути по этому поводу, а от деятельности массовика‑затейника Соколов отказался. Вел группу особо нуждающихся в помощи, да изредка консультировал наших спортсменов.

– Вася! Здравствуй, дорогой! – Соколов давно не разговаривал с профессором и был рад его слышать.

– О, Андрей! – В трубке послышался довольный смешок. – Как это ты вспомнил обо мне?

– Дела, Вася, дела, – вздохнул Наставник. – Да и ты тоже не балуешь меня звонками. Вроде бы и живем по соседству, а созвониться недосуг.

– Хотя и обидно признавать, но тут ты прав! Наверное, потому что живем рядом, все надеемся лично увидеться, в глаза друг другу посмотреть, улыбнуться, – отозвался профессор. – А оказывается, то, что дома рядом, совсем не гарантирует частых встреч.

– Стареем, ленимся лишний раз корму приподнять, нос из дома высунуть, – продолжил сетовать Андрей Георгиевич. – Я потому и звоню тебе, что увидеться надо. У тебя как со временем?

– Андрей, ну как тебе не стыдно? – возмутился Баграмов. – Ты же знаешь, что я тебе всегда рад!

– А ничего, что поздно?

– Кто в наши годы спит? – хохотнул Василий Сергеевич. – На том свете времени отдохнуть хватит. Давай заходи, я пошел чайник ставить.

* * *

Старший следователь Генеральной прокуратуры Малышев Вячеслав Яковлевич, возглавивший объединенную бригаду, созданную для расследования нападения на отделение милиции и массового побега арестованных из СИЗО, сам допрашивал некоторых из друзей главного подозреваемого – Чернова. И хотя он понимал, что парень не мог разнести отделение – из камеры это просто невозможно, но из-за отсутствия других мало-мальски правдоподобных версий продолжал разрабатывать ту, что была под рукой. Тем более что и Порывайко, формально отстраненный от следствия, а на самом деле один из самых активных участников расследования, с пеной у рта доказывал причастность Чернова к этой безумной акции. Хорошо хоть поджога не было, документы сохранились, так что большинство беглецов скоро окажутся за решеткой.

Но Вячеслав Яковлевич не зря пробивался на руководство бригадой. Не вязалось дело у Порывайко. Следователь, каким бы он ни был,