Вот, например, здесь, за незнакомым поворотом, казалось ей, люди выглядели и одевались совсем не так, как в ее районе! И совершенно иная жизнь, без сомнения, шла у подножия громадного супермаркета, напротив визаж-салона и ногтевой студии!

Переживать за опоздания на курсы было не принято. Наоборот, принято было в таких случаях не спеша приближаться к школе, без паники подниматься на второй этаж в нужный кабинет и, с достоинством кивнув коллегам, присаживаться на свою предпоследнюю парту.

Эта экспериментальная школа выглядела с виду совершенно обычно; но стоило только хотя бы всмотреться в лица идущих навстречу девчонок! Да-а, не Стрелкова, не Масина — здесь выращивалась совершенно другая, интеллектуальная молодежь. Немыслимо было и предположить, что они не читали, например, «Войну и мир» и «Мастера и Маргариту». Печать ума и таланта чувствовалась даже на тех, которые обменивались на ходу выражениями ненормативной лексики. В каких особенных семьях, на каких уроках воспитывались они? Небрежные прически, элегантные сумки их говорили о врожденном чувстве гармонии; макияж свидетельствовал о смелости и предприимчивости. Без сомнения, этим юным женщинам суждено было со временем преобразить облик эпохи!

Или… или все-таки и ЭТИ читали не все? И Стрелкова с Масиной в общем-то ТАКИЕ ЖЕ?

И класс, где проводились курсы, был на первый взгляд тоже самым обыкновенным: с доской, мелом и тюлевыми занавесками.

Но здешняя акустика! Как летело и парило под этим потолком каждое слово! Ибо выступали у этой доски Лучшие из Лучших; Первые среди Равных; Мастера и Волшебники! Изучение наречий в их исполнении выглядело игрой для интеллектуалов, урок по творчеству Лескова — беседой соавторов, анализ басни Крылова — театральным спектаклем.

Временами, слушая сочиненную семиклассником балладу или отрывок из сценария, Вероника преисполнялась печальной зависти; временами, разглядывая детские иллюстрации к стихам, туманно представляла и себя тоже — пусть в отдаленном будущем! ну хоть когда-нибудь! — Настоящим Учителем Литературы.

В эти дни мысль о Беспечных наконец-то поблекла и потеряла свою власть над ней, скромно отступив в область досадных, но вполне обыкновенных и даже, пожалуй, банальных воспоминаний.

К тому же вокруг сидели такие же, как она, слушательницы, чувствующие себя отчасти ученицами, отчасти зрительницами в театре. Все как одна были принаряжены, будто на родительское собрание — в мягких свитерах пастельных тонов, с тоненькими золотыми цепочками, с маленькими сумочками вместо всегдашних кошелок для тетрадей. И лица их были моложавы, и слова — вдохновенны, а души преисполнены решимости преобразовать, воплотить и, наконец, достичь…

Иногда они посещали открытые уроки — с сочинением стихов, игрой на фортепиано и чуть ли не балетом между рядами; но уже под конец недели чудеса эти мало кого удивляли, учитывая неправдоподобие всего к тому времени увиденного и услышанного.

Зато весьма живой интерес вызвала лекция психолога.

Милая улыбчивая женщина, блондинка, поначалу увлекательно рассказывала о разных комплексах и горячо советовала от них избавляться; для примера же рассказала о собственной многолетней психологической скованности, которую ей удалось победить, признавшись самой себе, а затем и окружающим в любви к мужчинам. То есть она вот так прямо и объявила всей аудитории, обаятельно улыбаясь: «Я так люблю мужчин! Просто оч-чень!»

До сих пор Веронике доводилось слышать подобное как-то больше о животных: «Оч-чень люблю я кошек!» или, допустим, «Оч-чень люблю спаниелей!». Поэтому в признании психологини ей почудилось нечто неприлично-зоологическое.

Затем, не дожидаясь, пока закомплексованная аудитория отойдет от шока, блондинка быстренько раздала всем листки-тесты с кучей неожиданных вопросов вроде «Хотели бы вы очутиться на необитаемом острове?» или «Как часто вы меняете прическу?». Ответы на них дали неожиданный результат: после подсчета каких-то таинственных баллов большая часть слушательниц получила загадочное название «циклоидов», меньшая — того оскорбительнее! — «шизоидов». Вероника же оказалась причисленной к нескольким загадочным «психастеноидам».

Остаток лекции психолог посвятила утешению обиженных, приводя в пример многих выдающихся и знаменитых людей, у которых, оказывается, тоже были серьезные проблемы с психикой.

Под конец всем был предложен новый маленький тест под названием «Семь моих "я"».

И вот тут-то уж слушательницы не оплошали: под номером первым все как одна написали «учительница», а уж дальше в разных вариациях шли «классный руководитель», «гражданка России», «мать», «жена», «женщина» и «циклоид».

Непривычные впечатления прямо-таки распирали Веронику. Ими требовалось сейчас же поделиться хотя бы со Светланой… Хотя бы сбежав с последней пары — каких-то там особенностей какой-то методики.

Светлана встретила подругу неожиданно.

— Видала? — осведомилась она с порога и сунула под нос фотографию.

Вероника послушно всмотрелась в незнакомое лицо, но разглядеть его не удалось: наверное, в момент снимка женщина как раз повернулась и черты расплылись в неясной улыбке. Вероника повертела фотографию, пожала плечами. Светка смотрела на нее странно. Точнее, у нее сегодня было странное лицо. С серым оттенком.

— Ты маску, что ли, делаешь? — спросила Вероника.

Светка махнула рукой, выхватила фотографию, потрясла ею в воздухе и опять сунула Веронике.

— Пассия! Моего! — объявила она. — Мы! Влю! Би! Лись! Нет, ты скажи, как тебе эта рожа?! В бумажнике у него нашла.

И уставилась в лицо Вероники, ожидая эффекта.

Вероника не нашлась что сказать и застыла с «рожей» в руке, перестав другой расстегивать пальто.

— А… нет, ты подожди… почему пассия? — наконец вымолвила она. — С чего это ты взяла? Может, это просто так… случайно.

— Да потому что придурок! — завопила Светка так, что в кухне что-то задребезжало. Или это у нее в голосе задребезжало? — Раздевайся-раздевайся! У меня коньяк есть. Будем пить по такому торжественному случаю!

— Ты, я смотрю, уже… А Надюшка твоя где? — стаскивая сапоги, осторожно заглянула Вероника в дверь «детской».

— Надька где всегда — у подружки. Шестнадцатый год, а кавалеров никак не заведет… Не в меня пошла, а, видно, в папашу. Проснется лет после тридцати. Зато потом наверстает!

В кухне было все как обычно: чистота, блеск и экзотика. На Светлане красовался коротенький кремовый свитерок и тигровые лосины. И синтетическая повязка на волосах. Она походила сегодня на телеведущую утренней гимнастики: вот-вот продемонстрирует какой-нибудь кульбит или встанет на голову.

Вероника осторожно взяла ее за руку.

— Светик! Ну подумай сама… Этого не может быть, — сказала она, — ну никак! Чтобы твой Гена…

— Мой Гена? Не может? — хмыкнула та, вырвала руку и схватила со стола смятый листок. — А это что такое? Почерк хоть узнаешь, русовед?