И все же Бел выросла в Чикаго и прекрасно знала ценность закрытых дверей.

Открытый дом восхищал ее и вместе с тем ужасал. Порой она лежала без сна и ожидала того, что ее мама называла «худшим»: ограбления, изнасилования, гибели. И все это потому, что ее муж-оболтус отказывался запирать двери.

Однажды в пятницу, когда было уже за полночь, Бел услышала, как открылась дверь. Раздались шаги, затем кто-то споткнулся. Похолодевшими руками она вцепилась в одеяло. Ей хотелось закричать, но она словно язык проглотила. Затем она решила затаиться, чтобы грабитель забрал все, что ему нужно, и поскорее ушел. Внизу скрипнула мебель, открылся ящик комода. Бел толкнула Макса, но он не проснулся. Чтобы не закричать, она одеялом заткнула себе рот. Потом хлопнула входная дверь. Бел потрясла Макса за плечо:

– Макс, кто-то только что ходил внизу. Кажется, нас ограбили.

– С нами все в порядке? – сонно спросил Макс.

– Да, – ответила Бел.

– Тогда давай спать. Утром со всем разберемся.

На следующее утро Бел на нетвердых ногах спустилась вниз. Она с опаской осмотрела гостиную и увидела лишь знакомые мягкие диваны и стопку газет возле кресла. Из кухонных ящиков ничего не пропало, холодильник был все так же забит едой. На столе все еще стояли оставшиеся с пятничного ужина подсвечники, а на приставном столике лежало бабушкино серебро. Изменилось лишь одно – на салфетке в самом центре стола красовалась свежая хала.

– Макс, это ты купил халу?

Макс покачал головой.

Когда они накрыли на стол и налили себе по чашке утреннего кофе, Бел сказала:

– Макс, нужно запирать дом. С нами может случиться что-нибудь плохое.

– Или что-нибудь хорошее, – ответил Макс и откусил кусок свежего хлеба.

– Доброе утро, – ответила я по рабочему телефону.

– Доброе! – раздался в трубке мужской голос. – Что бы ты хотела съесть этим утром?

Этот заботливый голос стал для меня приятным сюрпризом. У нас был общий интерес и проблема, которой мы не могли поделиться больше ни с кем из знакомых. Чудесный утренний вопрос вселял в меня чувство покоя и безопасности.

Думая о блюдах, которые я обожала, но больше не могла себе позволить, я ответила:

– Вот бы съесть блинчиков с маслом и сиропом!

Печалясь из-за потери простой радости есть что хочется, я снова чуть не погрузилась в отчаяние, но 82-летний старичок на другом конце провода прервал мои грустные мысли:

– Иди за морковным соком – позавтракаем вместе, по телефону.

Я подбежала к холодильнику и вытащила очень знакомый голубой пластиковый стаканчик, теперь постоянно заляпанный оранжевыми пятнами.

– Все, Билл, он у меня.

– Отлично, – ответил он из другого штата в двух часах пути от меня. – Давай есть блинчики.

Глотая свой сок из моркови и сельдерея, я представляла, как он пьет ту же самую смесь на другом конце провода. Это был самый радостный момент моей печальной трапезы, и я была очень благодарна, что он позвонил меня поддержать.

Наш разговор продолжался всего пару минут и закончился его фирменной фразой:

– Мне пора заняться делом.

Он был так заботлив, что мне казалось, будто у меня появился собственный ангел.

Билл сумел одолеть рак простаты и был замечательным человеком. В свои 82 года он до сих пор шесть дней в неделю с половины седьмого утра до пяти вечера работал на собственной лесопилке и умело управлялся с остальными предприятиями, которыми владел.

Едва познакомившись с ним, я сразу поняла, что он особенный. Через несколько минут после нашей встречи он спросил, не чем я могу помочь ему и его бизнесу, а какие у меня цели в жизни. Узнав, что я тоже по медицинским показаниям сижу на соковой диете, он тотчас поделился со мной рецептами и дал несколько ценных советов.

Услышав от врачей, что его рак неоперабелен и ему осталось недолго, Билл изучил альтернативные способы лечения и перешел на соковую диету. Он позволял себе послабления лишь один раз – в День благодарения, когда готовил настоящий ужин. Я и представить себе не могла, как можно годами жить без твердой пищи. И все же его упорство меня вдохновляло.

После первого звонка, заставшего меня врасплох, я каждое утро стала с нетерпением ждать его приветствия. Вскоре я и сама начала спрашивать Билла, что бы он хотел на завтрак. Он всегда отвечал: «Кофе, бекон и ветчину с подливкой».

По нам не скажешь, что мы могли бы стать друзьями. Он напоминал мне полковника Сандерса, а я была двадцатилетней девчонкой. Но наша общая перспектива болезни, смерти и выздоровления стирала разницу в годах и расстояние между нами.

Через несколько недель я уже не боялась различных соков, которые нужно было употреблять в пищу. И все это благодаря Биллу, который нашел в своем плотном графике время для юной девушки, оказавшейся в беде. Пройдут годы, но при взгляде на пыльную соковыжималку я все равно буду вспоминать доброту, которую Билл проявил к совершенно незнакомому человеку, и напоминать себе, что в минуты страданий важно сохранять позитив, потому что это помогает человеку лучше всех новейших лекарств.

Люди вечно говорят о лимонах, из которых можно сделать лимонад. Один Билл говорил о моркови и сельдерее так, словно это был сочный стейк. Благодаря позитиву Билла даже редиска и капуста на вкус были не хуже теплых брауни с горячим шоколадом и мороженым.

Моя девяностолетняя бабушка тихо лежала на больничной койке после визита кардиохирурга. Врач объяснил, что ей необходимо четверное шунтирование, и она цеплялась за единственную хорошую новость, которую он сообщил: у нее было тело семидесятилетней.

Бабушка по-прежнему ухаживала за собой и всегда красила волосы, которые каштановыми кудрями обрамляли ее фарфоровое лицо с ласковыми глазами и тонкими губами.

– Как бы ты поступила? – спросила она.

Дедушка умер почти тридцатью годами ранее, и с тех пор бабушка всегда принимала решения сама. Я знала, что и на этот раз она уже все для себя решила и просто хотела посоветоваться со мной, чтобы я чувствовала свою значимость в ее жизни, особенно после смерти моей матери.