Заглянула в бокал — и вибрирующий маглюмовый свет потек жидким серебром по рубиновой глади.

— Во дворце — пить, — вспомнилась мне известная кабацкая песня, — на пиру — пить. С принцами. Точка. Пить?

Рэнимор с изумлением поднял взгляд. В сердце проснулось ликование: мне удалось его обескуражить! Пусть даже на секунду!

— Должен же я угостить мою гостью? — проговорил он отрешенно.

— Я предпочитаю мяско, — отрезала я. — Жареное. С лучком. И да: я вам не доверяю, принц Рэнимор. Вы каждую секунду меня испытываете и на чем-то ловите: хорошо, что на позорные болезни еще не проверили. Опоите вашим зельем ягодным, и, глядишь, выложу всю свою поднаготную.

— Это заманчиво, — Рэнимор подмигнул, — но я, как мне кажется, не последний подлец.

— И все же, — я отставила бокал, — простите. Я не могу вам верить. А пить из ваших рук — и подавно.

— Ладно, Лира, — принц напряженно поднялся и двинулся к двери. — Будет тебе мясо. Жареное. И с лучком.

Через пятнадцать минут передо мной появилась большая тарелка с тремя прожаренными телячьими отбивными в румяной яичной корочке. И с золотистым лучком: прямо как я заказывала. К мясу подали крошечные цветные помидорки, цельные маслины и листья салата под тонкими ниточками густого соуса. Что особенно порадовало, трапезу Рэнимор мне принес лично. Значит, парень совершенно без предрассудков и всепоглощающей королевской гордыни. Запоздалый ужин, впрочем, пришлось разделить с принцем: так много я никогда не ела и съесть бы не смогла. Да и воспоминания о гардеробной и выборе наряда не прибавляли аппетита: пусть Бруна и умела выглядеть, как истинная королева, дорасти до ее габаритов мне не хотелось.

Огромный зал обнаруживал четыре двери: в спальню принца, в его кабинет, в купальню и в гардеробную. Рэнимор заявил, что любезно уступает мне кровать, а сам переночует на диване в кабинете. Щепетильно и заботливо, будто дворцовая горничная, перестелил белье. Приволок из гардеробной длинную рубашку и предложил ее мне в качестве ночной сорочки. А когда Рэнимор едва слышно пожелал мне спокойной ночи и удалился в кабинет, плотно прикрыв за собой дверь, само по себе начало думаться, что он в меня влюбился. Но я быстро прогнала слащаво-сиропные мысли: вот еще! Ежу понятно: это очередное испытание. Только на что? И суждено ли мне его одолеть?

Эфирные масла королевских мыл и кремов расслабляли и вгоняли в экстаз одним своим запахом. Рубашка принца оказалась настолько нежной и мягкой, что я почти не ощущала ее на себе. А постель ни в какое сравнение не шла с теми, что приготовили для участниц отбора! В мягкой перине, похожей на облако, можно было утонуть. Невесомое одеяло грело, но не создавало тяжести, а атласное белье приятно скользило по телу.

Засыпая в абсолютной тишине, я подумала, что, пожалуй, стоит каждый день задерживаться в коридорах, дабы принц приводил меня в свои покои отсыпаться. Расскажи я кому из участниц это все — лопнули бы от зависти! Достаточно было и моей незапланированной победы по итогу четырех испытаний. Так нет: этой ночью я в покоях принца. Сплю в его кровати с переливающимся балдахином и кучей мягких подушек. В его постели и в его рубашке! А еще мы ужинали вместе, танцевали и едва не напились дорогого вина! Этого хватило бы, чтоб устранить с отбора добрую половину девушек…

Жаль, что мне это все не нужно. Ни знаки внимания, ни покровительство.

Жаль, что победы я желаю кому угодно, но только не себе.

Я шла по тонкой песчаной косе меж двух полноводных рек. Чуя скорую наживу, над головой кружили вороны. Влажный песок облеплял босые ступни, как медная броня. В прохладном воздухе дрожал запах листвы и утренней росы: только сейчас он казался зловещим и предрекающим беду. Тонкие осины с блеклой корой тянулись вверх по берегам: жадно, будто корабельные мачты. Словно свежей небесной голубизны в пятнах облаков могло не хватить на всех.

Две реки текли в разные стороны. Одна, сердито бурля, вопреки законам физики, устремлялась вверх по холму; другая убегала вниз, в изумрудную лесную долину. Я шла, вороны каркали, воды бурлили вокруг, будто ведьмино варево, а коса все тянулась и тянулась. Реки, как ленты, неслись к горизонту, целуя с двух сторон небо. Никак не выйдешь на берег: ни моста поблизости, ни лодки. А бросишься вплавь — не справишься с течением.

Песчаная нить под моими ногами сужалась клином, становясь все тоньше. Того и гляди, с водой сольется. Тогда придется броситься в волны… Но сумею ли я добраться до берега, ведь течение такое сильное! Унесет с собою, разобьет о камни, погребет у берега в лесной долине, под бурыми жухлыми водорослями, а там — ищи-свищи. Растащат меня вороны по кусочкам — поминай, как звали!

Я склонилась над водой, и серебристые волны размазали мое отражение, смешав его с солнечными бликами. Реки, буйствуя, вымывали у меня из-под ног остатки песка. Еще немного — и меня с собою унесут.

Что же делать?

— Плыви, Лира! — Ветер принес мне голос, словно отвечающий сомнениям. Он плыл по воздуху, обтекал меня, звенел в голове, наполняя до предела. Вливался в кровь, как дурман дорогого вина, и превращал мир в иллюзию.

Я вскинула голову. По левую руку от меня, по колено в воде, стоял принц Рэнимор. Река за его спиной убегала вниз. Он улыбался и звал меня с собой. Протягивал мне руки, но я не могла до них дотянуться. Чтобы коснуться его, нужно было сделать шаг в беснующуюся стихию. Покориться ей и, возможно, позволить унести себя прочь.

— Пойдем со мной, Лира! — донеслось с другой стороны: твердо и властно. Так, что сразу становилось понятно: компромиссов этот собеседник не потерпит.

Я повернулась и разглядела Олафа справа. Он шагал через бушующий поток, уверенно направляясь прямо ко мне. Только спасению отчего-то не хотелось радоваться. Оно страшило куда сильнее, чем смерть на камнях, в безвестности, под панцирем водорослей. Хотелось убежать прочь, да ноги не слушались. Вот когда не радуешься предающему телу!

— Лира, плыви! — снова зазвенел голос Рэнимора. Он не приближался: лишь стоял и тянул ко мне руки свои захватущие. И улыбался! Улыбался: подленько и хитро, совсем как на оглашении результатов!

— Ты танцевала с принцем, Лира?! — Олаф неумолимо приближался сквозь поток, бегущий в гору. — Неужто забыла, что клялась быть верной «Воронам»?! Друзей предала? Народ обрекла на муки?

— Я танцую с кем хочу! — возразила я громко.

— Простые люди не виноваты в том, что вынуждены голодать! — продолжал Олаф, как заведенный. — Вина за страдания низших классов полностью лежит на королевской семье! И ты можешь помочь мне изменить все.

Вороны, громко каркая, спустились ниже. Они жадно открывали клювы, хлопали в воздухе крыльями, раскидывая перья. Я уже видела блеск их хищных глаз, от которого по коже струился мороз.

— Лира, — снова раздался голос Рэнимора. Пар, клубящийся над волнами, размывал его фигуру, превращая в невесомый силуэт. — Не позволяй собой управлять! Дай себе время во всем разобраться!