— Простите, — в ее голосе сквозила легкая печаль, весьма созвучная с вечерним морем и теплым ветерком. — Это была минутная слабость. Блажь. Находит иногда. Все в порядке, Александр Борисович, не берите в голову.

«Уже взял», — мрачно подумал Турецкий.

— Ваше право, Ирина Сергеевна. Проблема, собственно, не в этом. Ваши неприятности — это исключительно ваши неприятности. Вы настаиваете, что никуда не выходили из каюты прошлой ночью?

Женщина беспокойно шевельнулась. Времени обдумать ответ имелось достаточно, ее никуда не гнали, но она предпочла не пользоваться этой возможностью.

— А что, детектив, имеются основания так не считать?

— Ответьте, пожалуйста, на вопрос, Ирина Сергеевна.

— Я под присягой? — она усмехнулась. — У вас короткая память, мы уже обсуждали эту тему. Вернувшись в каюту после посещения кают-компании, я никуда из нее не отлучалась. Я спала, детектив.

— То есть вы не выходили из каюты в длинной накидке, не находились в районе кормовой лестницы, не разговаривали с неким мужчиной?

Даже в полумраке было видно, как она смертельно побледнела. Свет в глазах потух, женщина съежилась, руки нервно теребили накидку.

— Всего этого не было, не так ли, Ирина Сергеевна?

— Не понимаю, — пробормотала женщина. — Вы с кем сейчас разговариваете, детектив?

«Герда не ошиблась», — мрачно заключил Турецкий.

— Я же не настаиваю, Ирина Сергеевна, — мягко произнес он. — Здесь не суд, не исповедь. Мое расследование неофициальное, вы не обязаны говорить правду. За вранье не привлекут. Но не могу избавиться от ощущения, что сказать правду — в ваших же интересах. Итак?

— Кто вам наговорил про меня?

— Какая разница?

— Да мне никакой, — она нервно засмеялась. — Экая чушь. Александр Борисович, давайте завершим эту глупую дискуссию. Ваш информатор вводит вас в заблуждение. Меня никто не мог видеть, потому что я спала. Какой мужчина, какая накидка? Мой муж находится на этой яхте, неужели вы считаете, что я способна в его присутствии?..

«А также в присутствии Салима и Манцевича, — подумал Турецкий. — Ей не занимать отчаяния — даже если она встречалась с одним из упомянутых. Хотя зачем встречаться с упомянутыми на лестнице в машинное отделение?»

Он молчал, когда она поднялась, запнулась о ножку стула — он поддержал ее за локоток. Она не выразила благодарности, вырвала локоть. Он посмотрел по сторонам — явного наблюдения не отметилось. Задумчиво смотрел, как уходит женщина. Длинная накидка развевалась, почти касалась палубы. Возможно, в этой накидке ее и видела Герда. Она сделала несколько шагов, и тут самообладание ей стало изменять, она остановилась, стала испытывать мучительные сомнения.

— На этой яхте что-то происходит, Ирина Сергеевна, — негромко сказал Турецкий. — И вы не хуже меня это понимаете. Благодаря одному упрямцу — вашему мужу — может произойти что-то непоправимое. Не будьте такой же настырной, не исключено, что я действительно смогу вам помочь. Избавьте нас всех от непоправимых последствий. Вы не боитесь, что следующее происшествие будет… с вами?

Она задрожала. Но своей ремаркой он добился ровно обратного результата: она чуть не бегом пересекла палубу и растворилась в темноте носовой части…

Злость не приносила желаемого результата. Оставшись один, он опустился в шезлонг, еще хранящий женское тепло. Что-то витало в воздухе, он плохо улавливал эти флюиды. Минуты уносились в ночь. Он сидел, застыв в оцепенении, затем вскочил, сунулся в кают-компанию, чтобы поговорить с Гердой, но Герды там уже не было. В помещении царил какой-то нечеловеческий порядок, заходить туда совершенно не хотелось. Он подавил желание раздавить стаканчик чего-нибудь горячительного, вышел на палубу, обогнул по периметру кают-компанию, капитанский мостик, на котором, судя по черным проемам, никого не было. Что его заставило посмотреть на часы? Сорок минут до полуночи, ночь уже стартовала…

Отчаянный женский вопль прорезал ночной воздух! Он схватился за перила, начал всматриваться в темноту. Вопль проистекал с кормы. Но там, как назло, царила тьма. В правом углу, возле металлического рундука, что-то копошилось. Проклятье, не видно ни черта! Один человек или двое? Вопль повторился, перешел в хрип, что-то грузно рухнуло на палубу. Их было двое! Из клубка выпало что-то черное, перенеслось через открытое пространство. Турецкий перегнулся через перила, чтобы рассмотреть человека… и чуть не загремел с высоты, когда верхняя часть туловища перевесила нижнюю. Он отпрянул от перил с колотящимся сердцем. У борта на корме кто-то остался. Он видел, что человек пытается приподняться, слабый женский голос зовет на помощь. Снова крики — кто-то подбежал, нагнулся. Мчался третий, загорелся фонарь. В круге света корчилось женское тело.

«Предупреждали вас, Ирина Сергеевна», — скрипел зубами Турецкий, влетая в кают-компанию, из которой, как ни крути, был самый короткий путь на корму…

Пробегая мимо камбуза, он машинально туда заглянул — хватило же сообразительности. Герды не было. Там вообще никого не было — ни на камбузе, ни на складах, ни на лестнице. Он прогремел по ступеням, оттолкнул кого-то, вылетая на палубу — этот человек рвался в том же направлении, что и он… и снова датчик в голове сработал, схватил его, ошеломленного, за шиворот, выволок в зону света, буркнул:

— Пардон, месье Робер, как дела? — оставил в покое, побежал дальше.

Над женщиной уже склонились двое. Он вклинился между ними, попутно зафиксировав лица: уважаемый писатель (куда уж без него) и что-то бурчащий под нос Шорохов. Он выхватил у последнего фонарь, направил на женщину.

Может, он чего-то не понимал? Вместо ожидаемой супруги Голицына на досках палубы корчилась Ольга Андреевна Лаврушина. Она едва дышала. Глаза ее были наполнены ужасом, они закатывались, моргали, тело извивалось в конвульсиях…

Врача на судне не было. Слава богу, женщина оставалась в сознании, отдышалась. Она была потрясена, напугана, она не притворялась, — изобразить такой шок не смогла бы даже талантливая актриса. При ближайшем рассмотрении на горле пострадавшей обнаружилась красная борозда — ее душили чем-то вроде проволоки.

— Что случилось, кто-нибудь может рассказать? — Турецкий тряс окруживших его людей.

Ольга Андреевна в этот час была бы неважным рассказчиком, она держалась за горло, кашляла, рыдала, пыталась что-то сказать, но не могла выдавить из себя ни слова.

— Да хрен его знает, — Шорохов озадаченно чесал затылок. — Закричала, как дурная, а я возился тут неподалеку, вентиляция барахлит в машинном, засор вычищал. Бросил все, примчался… Напали на нее, похоже, вон туда кто-то юркнул, — он совал пальцем в направлении правого борта.

— Ага, — согласно кивал Феликс, — я тоже ни черта не понял. Стоял — как раз у своей каюты, только снаружи, курил, дышал… свежим дымом. Вроде крикнули — подумалось, что померещилось, потом как юркнуло что-то внутрь, ну я и спохватился… Вы что, не верите? — обиженно бурчал Феликс. — Вы думаете, я со своей комплекцией способен на такие выкрутасы?