Он взял ее под локоток, повлек к кают-компании. Она не сопротивлялась, только дышала как-то подозрительно. Он не рискнул выходить с ней в освещенную зону. Вовремя остановился.

— Спокойной ночи, Ирина Сергеевна. Вам точно нечего сказать?

— Ну, что вы тянете из меня жилы?.. — она задрожала.

— Пардон, профессиональная привычка. Счастливо дожить до утра, Ирина Сергеевна.

Она убегала, как воровка, неловко маневрируя между предметами мебели, оглянулась, еще раз оглянулась, чуть не врезалась в косяк, исчезла за шторами. Он глубоко вздохнул, вошел в кают-компанию. Повертел головой, решая, как бы нарушить этот нечеловеческий порядок. Может, яхту поджечь? Тогда вся кодла загрузится в шлюпку, а утром их подберет какое-нибудь сердобольное судно. Останутся живы, разумеется, только те, на кого рассчитана эта шлюпка… Он шагнул к бару, распахнул створки, выхватил первое попавшееся, отвинтил крышку, сделал большой глоток. В принципе, неплохо, не обжигало. Коньяк приятно ласкал небо, оставлял мягкое послевкусие.

— А это что за явление?.. — он чуть не выронил бутылку, резко обернулся.

Герда, облаченная в испачканный фартук, стояла в проеме и строго на него смотрела. В руке она сжимала нож. Обычный кухонный нож. А может, необычный — здоровый, как турецкая сабля, и явно произведенный из качественной стали.

— Обороняться будете? — хмыкнул Турецкий, покосившись на «холодное» изделие. — Или сразу в атаку, без объявления войны?

— Ах, это, — она смутилась, спрятала нож за спину. Турецкий чуть не рассмеялся. — На кухне мыла посуду, а тут вы заскрипели створками бара… Почему вы пьете из горлышка? После вас будут пить другие, это ничего? Неужели трудно взять стакан — их здесь прорва?

— Виноват. — Турецкий завинтил бутылку, сунул обратно, захлопнул створки. — Нервы, стресс, дурное расположение духа. Вас не было на кухне примерно полчаса назад.

— Я была, — она пожала плечами, — вы просто плохо смотрели.

— Вы прикинулись кухонной утварью?

— Здесь несколько помещений, — в ее глазах зажегся интерес. — Если я не была на кухне, значит, я была на складе. Если меня не было на складе, значит, я была в подсобке, где хранится инвентарь для уборки.

«Как удобно», — подумал Турецкий.

— А без загадок нельзя, детектив?

— Очень удивлен, что вы, как Ирина Сергеевна, тоже не в курсе событий.

— Началась очередная война с Грузией? Нам на перехват идет авианосец грузинских ВМФ? — ее губы смеялись, но в глазах появилась настороженность. — Знаете, я всегда подозревала, что из-за этих окаянных вилок-ложек полностью потеряю представление о событиях в мире.

Он скупо обрисовал ситуацию. Какой ужас. Зачем? Почему? Миллион вопросов. Она надеется, ее не подозревают в этом страшном злодеянии? Герда готова поклясться здоровьем своей больной мамы, что никуда из очерченного служебными обязанностями ареала не отлучалась — ведь завтра для нее обычный рабочий день, да и сегодня еще не слишком поздно, всего какие-то минуты после полуночи… Он не понимал, издевается она или говорит серьезно. Она уже подбросила ему столько информации, и он не мог избавиться от ощущения, что вся она ложная. Вернее, не так. Те события, свидетелем которых стала Герда, в действительности имели место, но их проработка вела в тупик. Он просто зря потратил время. Кто она такая? У нее на лбу написано высшее образование и завидный интеллектуальный коэффициент. Какого дьявола она делает среди этих «вилок-ложек»?

— У вас накопилось много вопросов, детектив? — она выжидающе склонила головку.

Он задумчиво покачал головой.

— На данный момент, Герда, меня не устраивает ваша версия, о том, что вы никуда не отлучались с верхней палубы.

— А меня-то она как устраивает… — она попыталась пошутить.

— Вы закончили свои дела?

Она пожала плечами.

— В общем и целом…

— Тогда не задерживайтесь, ступайте в каюту. Не надо искушать судьбу. Хорошенько там запритесь и постарайтесь до утра не выходить.

И вот тут она, похоже, действительно струхнула. Сглотнула, немного побледнела.

— Ну, хорошо, если вы настаиваете… — она попятилась, растворилась в проеме.

Турецкий распахнул бар, извлек початую бутылку — пойло понравилось, отвинтил, хлебнул, дал время организму усвоить продукт. Когда он проходил мимо камбуза, то по привычке сунул туда нос. В святилище гурмана было пусто. Только лампа на светодиодах, встроенная в вытяжной шкаф, посылала на пол рассеянный пучок света. Но ведь и в прошлый раз ему показалось, что на камбузе пусто?

Опасность из разряда химерических становилась вполне конкретной. С каждым разом он проявлял все больше осторожности, входя к себе в каюту. Покосился на вросшего в проход Салима, переступил порог, включил свет. Запер дверь, пристроил под нее табуретку — какой ни есть, а шум поднимет. Осмотрел потайные уголки, ощупал иллюминатор. В принципе, подобные изделия имелись в каждой каюте. Их можно открыть и выбраться на палубу. Данным способом можно уйти, данным способом можно войти — при условии, что иллюминатор не заперт изнутри. Воспользоваться этой «уникальной» возможностью дано, разумеется, не каждому. Человек обязан обладать достаточной гибкостью, отсутствием болей в спине и скромными габаритами. Писатель Феликс, например, в такую дыру не пролезет. И месье Робер не пролезет. И Турецкому лучше не экспериментировать. Но мысль, безусловно, интересная…

Он рухнул на кровать, начал анализировать события прошедшего дня. С самого начала — с безрадостного пробуждения. Нет, лучше сменить позицию: он разорвал паутину сонливости, протер глаза, принялся расхаживать. Поспать в данной ситуации было бы самым приемлемым решением. А уж назавтра, со свежей головой… Он вымыл лицо, приподнял тарелку, под которой были остатки ужина, зачавкал ломтем говяжьего языка. События неторопливо протекали. Люди, разговоры, выражения лиц… Вот он взгромождается на квартер-дек позади капитанского мостика. Ольга Андреевна подвергается атаке неизвестного. Незадолго до этого он смотрел на часы. Было одиннадцать двадцать вечера. Перед этим он разговаривал с Ириной Сергеевной. До нее — с Лаврушиным. До Лаврушина — с Феликсом… Последний уверяет, что видел бегущего человека. И Шорохов уверяет, что видел. И, как ни крути, на Ольгу Андреевну напали. О мотивах лучше не думать, можно голову сломать. А вот расставить недостающие фигуры на шахматной доске — кто где находился за четверть часа до полуночи — это сделать можно. И лучше не затягивать. Плевать, что время сонное. Завтра эту публику охватит приступ забывчивости, или новые события заслонят старые…

Он подпрыгнул, выбрался в коридор. Охранник мерцал, точно вкопанный.

— Салим! — громко бросил он. — Это Турецкий. Передай хозяину, что я хочу видеть всех пассажиров яхты через четверть часа в кают-компании. Базар будет.

Охранник встревоженно шевельнулся. Но Турецкий не собирался отступать — в нем проснулся безумный следователь.