По оценкам Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), опубликованным в 2004 году, климатические изменения ежегодно становятся причиной гибели около 150 тысяч человек. Уже в 2013 году организация Oxfam приводила данные, согласно которым голод и инфекционные заболевания, вызванные погодными катаклизмами, каждый год уносят жизни до 400 тысяч человек в беднейших странах[295]. Жертвами катаклизмов оказываются в первую очередь жители развивающихся стран[296].

Никогда прежде нам не доводилось сталкиваться с задачей такого масштаба, какой является необходимость сплоченной, общемировой реакции на проблему климатической катастрофы. Существенное сокращение выбросов парниковых газов потребовало бы радикального преобразования экономики и стиля жизни в развитых странах. Перед нами не только научная или экологическая проблема: на это указывают экономический ущерб от погодных аномалий, угроза массовой миграции под влиянием климатических факторов, проблема климатических (экологических) беженцев, а также возможные конфликты нового типа, которые необходимо принимать во внимание[297]. Поэтому в политических дискуссиях об антропоцене все чаще звучит тема компенсаций для тех, кому был нанесен ущерб, и восстановительного правосудия.

В сегодняшних спорах о будущем климата мы наблюдаем неразложимый сплав специальных естественно-научных знаний, политических программ и рассуждений экономического или аксиологического характера. Попытки предотвратить дестабилизацию климата неизменно наталкиваются на разного рода многоплановые препятствия, что противоречит самой логике оптимальных, рациональных, продуманных решений.

Сам факт риска, связанного с дестабилизацией климата, свидетельствует о том, что мы должны в корне пересмотреть традиционное понятие природы. Мы не можем и дальше рассматривать природу как ниспосланную свыше данность и статичный фон для человеческой деятельности. Она уже не нейтральна, а приобретает политическое и аксиологическое измерение. Как показывает проблема изменения климата, в ходе принятия нами новых политических решений представления о том, что такое требующая охраны природа, постоянно меняются. Поэтому характерная черта дискуссий о климате — видимость нормативного аспекта понятия «природа». Считая ее статичным фоном для своей деятельности, мы впали в заблуждение. Дискурс этически нейтральных «природных ресурсов», которые пассивно ждут, пока их используют, скомпрометирован.

Мы имеем дело не с такой проблемой, суть и контекст которой можно четко сформулировать. Не существует простого алгоритма, который бы гарантировал преодоление неопределенности, создавшейся по нашей вине. Риск климатических изменений не из числа явлений, динамику которых легко описать. Проблема климатического коллапса сопряжена с риском необратимости (эффект храповика, эффект домино), негативными последствиями ускорения и идеей уже упоминавшихся критических порогов (переломных точек). Эффект храповика (англ. ratchet effect) предполагает необратимое изменение определенной величины, которая внезапно и резко возрастает. Пересечение критического порога — относительно небольшой сдвиг, влекущий за собой необратимые последствия[298]. Имеются в виду критические точки данного процесса изменений, после прохождения которых нам придется столкнуться с целой лавиной последствий и побочных эффектов дестабилизации сложно устроенных систем нашей планеты. Речь идет о нелинейных изменениях и экспоненциальном росте[299].

Как я уже говорила, угроза климатической катастрофы представляет собой еще и экзистенциальную проблему. Она ставит под сомнение идею дальнейшего прогресса, противоречит тезису эволюционной теории о постоянном совершенствовании форм и даже спорит с линейной концепцией времени, которая строится на представлении о следующих друг за другом прошлом, настоящем и будущем. Поскольку резкое изменение климата может положить конец дальнейшему существованию известных нам сегодня экономико-социальных структур, оно ставит под вопрос само будущее цивилизации. Казалось, что благодаря достижениям индустриализации мы перестали зависеть от климатических сезонов и времен года. Мы минимизировали опасность для нас природных катаклизмов. Но борьба с неумолимой стихией средствами научно-технического прогресса и индустриализации поставила нас перед беспрецедентной проблемой такого масштаба, с каким мы еще не сталкивались.

Нельзя предотвратить климатическую катастрофу внедрением какой-либо одноплановой стратегии, ударом по некоему предполагаемому слабому месту. Мы должны решиться на гораздо более существенные преобразования. Вероятно, такие преобразования потребуют огромных затрат (само собой, чем дольше мы ждем, тем внушительнее эти затраты окажутся). Специалист по устойчивому развитию Лео Эльсхоф в связи с этим называет изменение климата одним из многих следствий «ущерба, нанесенного планете ради покорения природы любой ценой»[300]. Угроза климатической катастрофы требует кардинально пересмотреть привычный для нас до сих пор образ действий: энергетическую политику, международные иерархии, политику в области безопасности, зацикленность экономических систем на росте ВВП, который мы поддерживаем чрезмерным потреблением, наконец, отсутствие заботы о целостности экосистем. Поэтому не стоит удивляться, что человечество обдумывает аварийные планы, разрабатывая технические способы «бегства в будущее», такие как та же климатическая инженерия.