А обсуждение проходило так. Вслед за первым взявшим слово и заявившим, что сборник скучен, что нет единой концепции, что «под нашим грифом такое не выходит», началась цепная реакция в том же духе, а именно – в духе «превращенной формы» объяснений, когда для камуфляжа подлинной (идеологической) мотивировки используется другая (мнимонаучная). Но «политика» все же прорывалась: «заказчик будет недоволен». И хотя мнения присутствующих разделились, завотделом поблагодарил чутких и ответственных, проявивших бдительность коллег, выступивших под девизом «надо беречь Отдел», а нам с И.Б. Роднянской (она в это время тоже была научным референтом ИНИОНа[32]) он предложил подумать над переформатированием содержания выпуска. После долгого согласования с руководством было решено предпослать сомнительной зарубежной когорте бесспорный продукт, который служил бы паровозом для малоподвижного состава, – иначе говоря, подготовить выпуск «Достоевский в социалистических странах» с предисловием («крепким врезом») какого-либо политически надежного знатока русского писателя. Задание было выполнено. Однако в конечном итоге паровоз двинулся один, без состава, чьи пассажиры так и остались невъездными – до тех пор, пока позднее они не вышли в широкой или специальной российской печати. Но, увы, уже не к нашей (институтской) вящей славе.

Это был печальный и настораживающий опыт. Легкой судьбы и дальше не выпадало ни одному не «краснознаменному» изданию. А ведь речь шла о якобы неподцензурных изданиях «Для служебного пользования», рассылаемых проверенным лицам по спискам, то есть об особой сфере, куда не нужно заглядывать Главлиту (то есть цензуре).

Каждый такой сборник или обзор должен был пройти очистительную процедуру: огонь марксистской критики, воду недружественных отзывов, медные трубы отрицательных вердиктов. Требовалась выработка более замысловатой стратегии, готовность к использованию чрезвычайных мер, в числе коих наиболее приемлемой оказывалась добыча внешнего отзыва или даже ходатайства, а в случае необходимости – и организация научно-общественных обсуждений с подобранными гостями. И здесь специфика была в том, что надо было найти таких защитников и заступников, которые были бы авторитетными функционерами и одновременно симпатизантами нашего (по самому их статусу не близкого им) дела – казус contradictio in adjecto, противоречия в терминах. Сочинялись формулировки, обосновывающие в письменной и устной – на личных приемах в высоких кабинетах – форме непомерную важность и несравненную злободневность затеянного нами предприятия.

Догадка прибегнуть к подобной методе родилась после окончательного решения вопроса о судьбе Достоевского в ИНИОНе (поскольку, несмотря на фиаско, мы не унимались). Первым адресатом был выбран сам директор ИМЛИ Б.Л. Сучков, вторым – сам редактор Полного собрания сочинений писателя в 30 томах, верховный главнокомандующий армии отечественных достоевистов, ленинградец Г.М. Фридлендер. В подмосковном санатории он принял инионовского ходока «с рукóписью в руках», где говорилось, в частности:

«Глубокоуважаемый Георгий Михайлович!

…В течение нескольких лет мы занимались подготовкой серии реферативных сборников под условным названием “Достоевский за рубежом”; первый и пока единственный из этих выпусков “Исследования творчества Ф.М. Достоевского в социалистических странах” – был издан в прошлом году, послан Вам и, надеемся, благополучно дошел. Остальные работы сгруппированы по следующим темам» (они перечисляются). <…> Эта серия, как и большинство изданий нашего института, предназначена для специального пользования (т.е. рассылается по особым спискам). Состав сборников был апробирован Б.Л. Сучковым, который их завизировал, поставив гриф ИМЛИ; но с кончиной Бориса Леонтьевича мы потеряли энтузиаста-покровителя и профессионально заинтересованное лицо; в результате, это издание застопорились.

Может быть, у Вас возникнет интерес к находящемуся в нашем распоряжении материалу (не менее 30 авторских листов), прошедшему все стадии подготовки к печати, но пока лежащему втуне. Здесь были бы возможны два варианта: издание вспомогательного типа в рамках Вашего начинания и на базе Вашего института (совместно с нашим) – или, при Вашей поддержке и ходатайстве, что могло бы вдохновить наше руководство, далекое от этих тем, – издание под грифами двух институтов – ИМЛИ и ИНИОН, причем на типографской базе последнего.

Прилагаем оглавления намечающихся выпусков. Если наши чаяния вызовут у Вас отклик, то в любое удобное для Вас время мы рады были бы встретиться с Вами, имея при себе тексты рефератов и переводов. 20.01.77 г.».

Далее шли наши адрес и телефоны. И – тщетные ожидания.

Однако другого пути не было. «И, как гусей торопливых станицы, / Летели исписанные страницы» обращений, воззваний, призывов (часто вручаемых лично). И этот хлопотный метод в конечном итоге себя оправдывал, являя победу над детерминизмом системы.

Вот, к примеру, фрагмент из нашей переписки с внешними и внутренними инстанциями по поводу лишь нескольких тематических сборников.

«В Советский оргкомитет по подготовке ХVII Всемирного философского конгресса, директору Института философии В.В. Мшвениерадзе», к которому я обращалась с основательно фундированным призывом вступиться перед нашим институтским начальством за гонимый сборник из серии «Судьба искусства и культуры в западноевропейской мысли ХХ в.» Представьте себе, у сановного философа нашлось, что весьма нетривиально, достаточно воодушевления (вечная ему благодарность!), чтобы обратиться к директору ИНИОН В.А. Виноградову с убедительным ходатайством, оканчивающимся внушительным резюме: «…Сборник переводов “Судьба искусства и культуры в западноевропейской мысли ХХ века” (вып.1), служащий неотложным задачам компетентной критики, положительно оценен научной общественностью. Теперь мы ожидаем выхода в свет второго сборника, который представляет сегодняшнюю социально-эстетическую панораму и посвящен влиятельным в интеллектуальных кругах Запада концепциям искусства, выросшим на католической почве: от “ортодоксального неотомизма” (Ж. Маритен, Г.К. Честертон) до авангардизма (Ортега-и-Гасет) и левого критицизма (Г. Бёлль). Насущность этой работы подчеркивается и близящимся VIII Всемирным эстетическим конгрессом (август 1980 г.), в порядке подготовки к которому выполнение этих переводов было бы чрезвычайно желательно». (Подпись: В.В. Мшвениерадзе).

Это обращение было большим подспорьем в деле продвижения выпуска. И – по протоптанной дорожке заодно о другом застрявшем сборнике: «В Советский оргкомитет по подготовке ХVII Всемирного философского конгресса, директору Института философии В.В. Мшвениерадзе» – ходатайство о забракованном в Институте сборнике «Образ человека ХХ века», содержавшем эссе К.С. Льюиса и Г.П. Федотова, исследования о «новом типе мыслителя», о «воспитании» посредством идеологической речи» и т.п. Были признаны неподходящими и содержание его, и заглавие. (Под наименованием, которое было названо «туманным», ныне беспрепятственно выходят общеинститутские сборники.) Более того, тогдашний завотделом философских наук Института в своем отзыве, адресованном на имя нашего куратора, заместителя директора по гуманитарной части Марлена Павловича Гапочки, среди прочих претензий предлагал: «Снять или отредактировать более тщательно материал Федотова Г.П. “Ecce homo”, где содержатся антисоветские высказывания (см., например, стр. 57, 60, 63)».

В ответном письме на мое воззвание В.В. Мшвениерадзе писал Гапочке: «В соответствии с Планом мероприятий по подготовке ХVIII ВФК в Вашем Институте подготовлен сборник “ОБРАЗ ЧЕЛОВЕКА ХХ ВЕКА”, Отв. ред. Гальцева Р.А. Оргкомитет знаком с содержанием сборника и считает его необходимым для работы членов советской делегации, участвующей в Конгрессе. В связи с