— Вы должны пойти в полицию и сказать, что сомневаетесь в правильности диагноза «послеродовой психоз».

— Я не сомневаюсь в правильности диагноза. Симптомы были налицо, хотя я их упустил.

— В смерти Тесс вы не виноваты, однако в том, что ее убийца разгуливает на свободе, может быть и ваша вина. Из-за вашего диагноза никто не ищет преступника!

— Беатрис…

Доктор Николс впервые назвал меня по имени. Звонок прозвенел, уроки закончились — можно позволить себе неформальность в общении. Он встал из-за стола, хотя я продолжала сидеть.

— Простите, вряд ли я смогу вам помочь чем-то еще. Я не намерен менять свое профессиональное мнение только потому, что вы так захотели и ваша версия вписывается в сценарий, который вы же сами и придумали. Я допустил ошибку, серьезную ошибку и должен это признать.

Сквозь слова доктора Николса тонкой струйкой сочилось чувство вины, грозившее перерасти в бурный поток. Казалось, будто он испытывает облегчение, открыв шлюзы.

— Суровая правда заключается в том, что молодая женщина в состоянии острого послеродового психоза вышла из больницы с ошибочным диагнозом, и я должен понести свою часть ответственности за ее смерть.

Какая ирония: оказывается, с порядочностью спорить труднее, нежели с пороком. Высокие моральные устои хоть и причиняют изрядное неудобство, зато им сложно что-либо противопоставить.

* * *

За распахнутым окном кабинета идет дождь, весенний дождь. Прежде чем упасть на бетонные тротуары, он впитывает в себя запах травы и деревьев. Я успеваю ощутить этот аромат и дуновение свежести и только потом вижу капли. Мой рассказ о встрече с доктором Николсом почти закончен.

— У меня сложилось впечатление, что он страшно корит себя за допущенный промах.

— Вы просили его дать показания в полиции? — спрашивает мистер Райт.

— Да, но доктор Николс настаивал, что полностью уверен в диагнозе «послеродовой психоз».

— Даже при том, что ошибка могла негативно отразиться на его профессиональной репутации?

— Да. Меня это тоже удивило. Тем не менее для себя я объясняла его поступок неуместной демонстрацией силы духа; согласиться со мной, что Тесс не страдала психозом, а погибла от рук убийцы, было бы с его стороны трусостью. К концу нашего разговора я считала доктора Николса плохим врачом, но честным человеком.

Мы делаем перерыв на ленч. У мистера Райта назначена с кем-то встреча, и я ухожу обедать в одиночестве. На улице все еще идет дождь.

Я так и не ответила на твое электронное письмо, не сказала, зачем ходила к психотерапевту. Да, я все-таки пошла. Это случилось через полтора месяца после нашей с Тоддом помолвки. Я думала, что, выйдя замуж, перестану ощущать собственную уязвимость, но кольцо на пальце не стало для меня новым жизненным якорем. Я была на приеме у доктора Вонг. Очень умная и чуткая, она помогла мне осознать, что мое чувство одиночества и неуверенности объясняется драматичными событиями, произошедшими с промежутком всего в несколько месяцев, — уходом отца и смертью Лео. Ты оказалась права, эти две раны никак не заживали в моей душе. Однако окончательным ударом стало то, что в тот же год мама отправила меня в частную школу.

Благодаря сеансам психотерапии я увидела в действиях мамы не отчуждение, а желание защитить своего ребенка. Ты была намного младше, и она могла оградить тебя от своего горя, но со мной у нее это вряд ли получилось бы. Как ни парадоксально, мама отослала меня в закрытую школу, веря, что там мне будет спокойнее.

С помощью доктора Вонг я стала лучше понимать не только себя, но и маму. Поспешно сформированное чувство вины уступило место пониманию, добытому с большим трудом.

Правда, моя проблема не исчезла, и восстановить нанесенный мне урон я не могла, даже зная первопричины. Что-то внутри меня сломалось, разбилось, пусть не нарочно — так щеткой для обметания пыли можно случайно смахнуть на кафельный пол фарфоровую статуэтку, — но все же разбилось.

Думаю, теперь тебе понятно, почему я не разделяю твоего скептицизма насчет психотерапевтов. Хотя не могу не согласиться, что эти люди непременно должны обладать как творческим восприятием, так и глубокими познаниями (перед тем как прийти в психиатрию, доктор Вонг специализировалась на сравнительном литературоведении) и что хороший психотерапевт в наши дни — это современная версия человека эпохи Возрождения. Пишу тебе эти строчки и размышляю, не повлияла ли моя признательность к доктору Вонг на мнение, составленное о докторе Николсе, не из-за этого ли я уверовала в его безусловную порядочность?

Я возвращаюсь в уголовный суд раньше мистера Райта. Пять минут спустя в кабинет влетает и он, вид у него озабоченный. Может быть, деловое свидание прошло неудачно. Подозреваю, это связано с тобой. Твое дело гремит на весь мир — заголовки в газетах и новостях, требования парламентариев о публичном расследовании. Для мистера Райта это чудовищная нагрузка, однако он не только мастерски скрывает громадное давление, под которым находится, но и, к его чести, старается уберечь от давления меня. Он включает диктофон, и мы продолжаем.

— Как скоро после разговора с доктором Николсом вы нашли картины?

Уточнять, какие именно картины, нет нужды.

— Сразу же. Я отправилась на квартиру Тесс и стала искать в спальне. Она убрала оттуда всю мебель за исключением кровати. Даже платяной шкаф выставила в гостиную, где он смотрелся нелепо.

Не знаю, почему я сказала об этом мистеру Райту. Может, решила, если уж тебе придется быть жертвой, пусть знает, что ты жертва со своими причудами и кое-какие из них отнюдь не вызывали восторга у твоей старшей сестры.

— Вдоль стен были расставлены картины, штук сорок — пятьдесят, — продолжаю я, — в основном написанные маслом, плюс несколько коллажей и работ на картоне. Все крупного размера, не меньше тридцати сантиметров в ширину. Чтобы просмотреть их, мне потребовалось время. Я действовала аккуратно, чтобы ничего не повредить.

Твои картины потрясающе красивы. Я когда-нибудь говорила тебе об этом или боялась, что ты не заработаешь ими на жизнь? Мы с тобой знаем ответ. Да, я страшно переживала, что никто не станет покупать огромные полотна, не подходящие по цветовой гамме к интерьеру. Опасалась, что толстый слой краски отвалится и испачкает чей-нибудь ковер, тогда как следовало бы восхищаться объемным цветом, который ты создала.

— Мне понадобилось около получаса, чтобы отыскать те самые картины.

Мистер Райт не видел твоих полотен, только четыре последние «галлюцинации». А меня, думаю, более всего поразил контраст.

— Все остальные работы Тесс были… — Какого черта я не решаюсь произнести вслух правду? — Позитивными. Радостными. Прекрасными. Взрывы жизни, света и цвета на холсте.

Однако для этих четырех картин ты использовала палитру нигилистов, оттенки с 4625-го по 4715-й, черные и коричневые. Сюжеты, изображенные при помощи этих цветов, заставляют зрителя отшатнуться. Мне ничего не нужно объяснять мистеру Райту, фотографии приложены к делу. Моих сил хватает лишь на то, чтобы мельком взглянуть на них. Уменьшенные и даже перевернутые вверх ногами, они все равно производят гнетущее впечатление, и я поспешно отвожу глаза.