— Что именно сказала ваша сестра?

Внезапно у меня пересыхает во рту. Вся слюна куда-то делась. Я пригубливаю остывший кофе, но язык все равно не слушается.

— Я с ней не разговаривала.

— Скорее всего ты отлучилась из кабинета, дорогая. Или застряла на совещании, — заключил Тодд. Он вернулся от Эмиаса, так и не поверив, что ты расплачивалась за жилье картинами, и застал меня в слезах.

— Нет, я была на месте!

Я вернулась в свой кабинет с затянувшегося совещания в дизайнерском отделе. Вроде бы Триш сказала, что ты на линии и что босс просил меня зайти. Я попросила ее передать тебе, что перезвоню позже. Кажется, я налепила стикер с напоминанием на компьютер, а затем ушла к начальнику. Наверное, поэтому и забыла тебе позвонить — когда что-то записываешь на бумажку, уже не держишь это в голове. Но я не оправдываюсь. Мне нет прощения.

— Я не ответила на звонок Тесс и забыла перезвонить, — сгорая от стыда, тихо произнесла я.

— Ты же не могла предвидеть, что ребенок родится на три недели раньше срока.

Мне следовало предвидеть все.

— Как раз двадцать первого тебя повысили в должности, — напомнил Тодд. — Естественно, твоя голова была забита другими вопросами. — Он говорил небрежно, почти шутливо. Разом нашел мне оправдание.

— Как я могла забыть?!

— Тесс ведь не сказала, что дело важное. И сообщения не оставила.

Реабилитируя меня, Тодд сваливал ответственность на твои плечи.

— Тесс не стала бы беспокоить по пустякам. И что она, по-твоему, должна была передать через секретаршу? Что ее ребенок умер? — сорвалась я, пытаясь переложить частичку вины на Тодда.

Разумеется, я одна за все в ответе.

— А потом вы уехали в Мэн, так? — спрашивает мистер Райт.

— Да, неожиданно для меня самой и всего на несколько дней. До родов ведь оставалось еще три недели… — Я презираю себя за жалкую попытку сохранить лицо. — Судя по телефонному счету, за день до смерти и утром того страшного дня Тесс звонила мне домой и в офис пятнадцать раз.

Перед глазами у меня стоял перечень твоих звонков, каждый из них — мое предательство по отношению к тебе. Пятнадцать обвинений, вечных обвинений в моем преступлении.

— Звонки длились по нескольку секунд.

До переключения на автоответчик. Мне следовало оставить сообщение о своем отъезде, но я этого не сделала, и не потому, что мы уезжали в спешке, а просто на всякий случай. «Давай не афишировать, что нас нет». Не помню, кто это сказал, я или Тодд.

Ты, наверное, думала, что я скоро вернусь и поэтому не хотела разговаривать с автоответчиком. Или не могла заставить себя произнести ужасные слова, не услышав сперва мой голос.

— Бог знает, сколько раз Тесс набирала номер моего мобильного. Я отключила его, потому что в том месте, где мы находились, связь все равно не работала.

— Тем не менее вы пробовали до нее дозвониться?

Полагаю, мистер Райт задает свой вопрос просто из жалости.

— Да. Но только когда мы выходили в ресторан, так как стационарный телефон в коттедже отсутствовал, а мобильный не брал. Я несколько раз звонила ей на домашний, но линия была постоянно занята. Я решила, что она болтает с друзьями или отключила его, чтобы не отвлекаться от работы над картиной.

Мне нет оправданий. Я должна была ответить на твой звонок. Или немедленно перезвонить тебе и упорно набирать твой номер до тех пор, пока не дозвонюсь. А уж если не получилось, следовало попросить кого-нибудь сходить к тебе, узнать, как ты, и первым же рейсом лететь в Лондон.

Во рту у меня опять вдруг пересыхает.

Мистер Райт встает из-за стола:

— Минуточку, я принесу вам воды.

Он выходит, а я начинаю вышагивать по кабинету взад-вперед, словно хочу отделаться от собственной вины. Однако ее уродливая тень, мое собственное порождение, неотступно следует за мной.

До этого я с уверенностью полагала себя серьезной особой, чуткой и внимательной к другим людям. Я добросовестно помнила все дни рождения (ежегодно перенося даты из записной книжки в календарь), в ответ на поздравления всегда сразу же отправляла открытки со словами благодарности (в моем столе хранится целая пачка таких открыток с готовым текстом). Однако счет за телефон убедительно доказывал мою несостоятельность. Заботливая в мелочах, я проявляла жестокий эгоизм и чудовищную нерадивость там, где дело касалось действительно важных жизненных вопросов.

Я слышу твой вопрос, требующий ответа: почему, узнав от детектива Финборо о рождении ребенка, я не сообразила, что ты не смогла связаться со мной? Почему меня волновало только твое нежелание обратиться ко мне, и я не догадалась, что сама лишила тебя такой возможности? Просто тогда я считала, что ты жива. Я не знала, что тебя убили еще до моего прилета в Лондон. Позже, когда нашли твое тело, я потеряла способность мыслить логически, сопоставлять числа.

Даже не могу представить, что ты обо мне думаешь. (Не могу или не смею?) Я должна была начать это письмо с мольбы простить меня, а затем объясниться перед тобой, чтобы ты поняла причины моего невнимания. Тебя наверняка удивляет, почему я так не поступила, верно? Правда в том, что из-за собственной трусости я бесконечно откладывала этот разговор, понимая, что реальных объяснений не существует.

Я пошла бы на все, сестричка, будь у меня второй шанс, но, увы, мы не в сказке: я не могу проделать обратный путь от второй звезды и, влетев через окно, обнаружить тебя мирно спящей в кровати. Мне не суждено проплыть вверх по течению времени и вернуться домой, где я прощена и на столе ждет ужин. Нового начала не будет. Как и второго шанса.

Ты позвала на помощь, а меня не оказалось рядом. Ты мертва. Если бы я ответила на твой звонок, ты осталась бы жива. Причина — следствие. Прости.

Мистер Райт возвращается со стаканом воды для меня. Я помню, что его жена погибла в автокатастрофе. Возможно, он виноват в ее смерти — сел за руль нетрезвым или на секунду отвлекся. Наверное, черная тень моей вины чувствовала бы себя лучше, если бы обрела компанию, однако я не осмеливаюсь задать вопрос вслух. Вместо этого я молча пью воду, а мистер Райт вновь включает диктофон.

— Вы поняли, что ваша догадка подтвердилась и Тесс все-таки хотела с вами поговорить?

— Да.

— И осознали, что были правы с самого начала?

У моей вины появилась оборотная сторона. Ты на самом деле обратилась ко мне за помощью, мы действительно очень близки, я хорошо знаю тебя и могу быть абсолютно уверена в том, что ты не совершала самоубийства. Колебалась ли моя уверенность? Немножко. Когда я думала, что ты намеренно не сказала мне о Ксавье, не позвала меня в минуту страха и отчаяния. Размышляя об этом, я ставила под сомнение нашу близость, ломала голову, знаю ли тебя по-настоящему. В глубине души, тайком, задавалась вопросом: действительно ли ты слишком сильно любила жизнь, чтобы расстаться с ней? Список твоих телефонных звонков дает однозначный, хоть и приобретенный страшной ценой ответ: да.