Король прямо потребовал от Болдуина: «Является ли она подходящей и достойной персоной для того, чтобы стать Королевским Высочеством после того, что она сделала со страной; и поймет ли страна, если она автоматически после брака получит этот титул?» Он и его семья считали, что нет.

Болдуин закурил трубку и вновь задумался над проблемой. Когда вопрос впервые был затронут в Букингемском дворце в марте 1937 года, министр внутренних дел сэр Джон Саймон написал ответ лорду Уиграму, заявив, что «по установленным правилам» жена берет титул своего мужа и что все дети от брака с герцогом также получают его титул. Единственным, кто мог бы это изменить, был король. Ему нужно было изменить Жалованную грамоту, где бы он конкретно отказывал миссис Симпсон в титуле ее мужа.

На конференции за круглым столом, на которой присутствовали министр внутренних дел, генеральный прокурор, лорд Чемберлен и главный герольдмейстер[9], заключили, что так как Эдуард VIII отказался от прав на престол путем отречения, то было парадоксальным, что он вообще еще носил титул «Его королевское высочество». Королева Виктория постановила, что только те, кто находится в линии преемственности могут иметь этот титул. Так как герцог продолжал носить этот титул только по милости короля, тогда ни миссис Симпсон, ни дети, рожденные в браке, не имели права на его ранг и титул.

В записке премьер-министру Стэнли Болдуину министр внутренних дел признался, что социальные последствия этого отказа были бы «чрезвычайно неловкими», особенно на приемах за границей, где жены послов должны делать ей реверансы. Кроме того, он предупредил, что если они когда-либо вернутся в Британию, то многие леди просто откажутся делать ей реверансы, независимо от ее титула. Важно то, что они пришли к согласию, что все должны видеть, что король советуется с премьер-министром, а не берет инициативу в свои руки, как было на самом деле. В своем письме брату Георг VI писал: «Я удовлетворен, что решение принято с учетом интересов всех сторон, а также не забывая о твоем собственном будущем благополучии».

Хотя решение об изменении Жалованной грамоты могло быть юридически умным решением щекотливого вопроса, все участники тихо ожидали эмоциональной реакции. Только Уолтер Монктон взял быка за рога и указал министру внутренних дел, что существует «реальная угроза полного семейного разлома», который «не так-то просто будет заглушить или держать в тайне». Министры были так обеспокоены, что они старались не придавать этому вопросу большую огласку. Главные редакторы были предупреждены заранее, чтобы не было никаких недоразумений, а само заявление было сделано в день отставки премьер-министра Стэнли Болдуина, что означало, что внимание публики будет сосредоточено на другом вопросе.

Монктон опять оказался прав в своих суждениях. Решение приговорить Эдуарда к морганатическому браку[10] – от чего премьер-министр и доминионы категорически отказались во время отречения – было чрезвычайно болезненным вопросом, который расстраивал Эдуарда до самой смерти. Он так и не простил семью, считая такое решение ужасным пятном в репутации его жены и, следовательно, в его. На эмоциях герцог пообещал отказаться от своего собственного королевского титула, хотя Уоллис убеждала его не предпринимать таких поспешных решений. Даже тридцать лет спустя эта несправедливость решение все еще вызывала в нем раздражение, герцог написал в нью-йоркской газете, что «этот хладнокровный поступок представлял собой своего рода Берлинскую стену, отделяющую их от его семьи».

Их выбор даты свадьбы – 3 июня – совпадал с днем рождения покойного короля Георга V, что только усугубило вражду. Королева Мария, которая еще носила траур, была глубоко задета. Вместо того, чтобы винить своего заблудшего сына, она выставила виновной его будущую жену и написала новой королеве: «Конечно, это она сделала, но как он может быть настолько слаб? Полагаю, это из-за того, что никто из семьи не придет на свадьбу».

Отсутствие членов королевской семьи, особенно герцога Кентского и его давнего друга Луиса Маунтбеттена, причиняло боль больше всего. Ко всему прочему, лорд Уиграм заявил, что если любой член королевской семьи пойдет на свадьбу, это «будет забитым гвоздем в гроб монархии». Еще он пригрозил «травлей» любому священнику, который согласится провести церемонию. В конце концов, королевская пара нашла «священника-прохвоста», так назвал его Уиграм, из Йоркшира, который согласился их поженить. Вскоре после церемонии преподобный Р. Андерсон Жардин отправился в Америку, где он наслаждался туром по стране в благодарность за участие в их бракосочетании.

За несколько недель до этого герцог все еще надеялся на большую церемонию. Как вспоминал конюший герцога Дадли Форвуд: «До последней минуты герцог надеялся, что его братья придут, и каким-то образом королевская семья сменит гнев на милость. Они не пришли. Он был очень обижен».

Уоллис попыталась смягчить свой образ перед свадьбой и развеять самые ужасные слухи о ней. Она попросила Сесила Битона сфотографировать ее для журнала Vogue и согласилась на интервью дальней родственнице Хелене Нормантон, первой женщине-барристеру[11] в Англии, а также фанатичной и льстивой почитательницы американской невесты.

В статье, которая приобрела мировую известность, миссис Симпсон изо всех сил пыталась подчеркнуть, что у нее не было претензии на английский престол. Она также затронула два самых обидных слуха, а именно то, что она сбежала со знаменитыми изумрудами королевы Александры и что у нее был роман с немецким послом Иоахимом фон Риббентропом.

Она сказала своей кузине: «Я не припомню, что бы была в компании г-на фон Риббентропа более двух раз, один раз на вечеринке леди Канард до того, как он стал послом, и второй раз на другом приеме. Я никогда не была наедине с ним и перекидывалась с ним парой слов, не более – обычные разговоры, и все. Меня вовсе не интересовала политика».

Все отрицания и улыбки не могли скрыть того факта, что в день свадьбы герцога и миссис Симпсон их друзья и семья коллективно повернулись к ним спиной. 6 месяцев назад Эдуард VIII управлял величайшей империей, которую когда-либо видел мир. В день, когда герцог давал свадебную клятву, всего 7 англичан присутствовали на церемонии, остальные были французами или американцами, в частности Кэтрин и Герман Роджерсы. Именно прозорливый Герман вел миссис Симпсон к алтарю. Все поклонились и сделали реверанс новоиспеченной герцогине Виндзорской.

После церемонии Уолтер Монктон увел герцогиню в сторону и сказал ей, что «большинство англичан недолюбливали ее, так как герцог женился на ней и отказался от престола». Если она сделает его счастливым, все это изменится.