«Я видел его, когда она уехала на две недели. Он был несчастным – изможденным, подавленным, он не знал, что делать. Потом я увидел его, когда она вернулась на день или два, он был другим человеком – веселым, жизнерадостным, уверенным в себе. Он, безусловно, не может без нее жить».

Возможно, наиболее важный взгляд на королевскую драму, ранее никогда не видел свет. На протяжении всего кризиса после отречения, Герман Роджерс был успокаивающим голосом в самом сердце шторма, он отражал нападки прессы от ворот своей виллы, отвечал на безумные телефонные звонки от короля, Уолтера Монктона и других и успокаивал расшатанные нервы Уоллис. Его поведение завоевало глубокое уважение не только со стороны СМИ, Эдуарда и миссис Симпсон, но и со стороны его соседа в штате Нью-Йорк, президента Рузвельта. В отличие от большинства комментаторов, он прекрасно знал обе стороны, но никогда у него не было соблазна вступать в дебаты.

В неопубликованном до настоящего времени письме своей крестной матери Саре Делано Рузвельт через месяц после отречения, он решительно защищал миссис Симпсон, утверждая, что ничто и никто не мог бы остановить короля от подобных действий. Он ясно дал понять, что Уоллис имела полное право развестись с Эрнестом Симпсоном, даже если бы короля не было в ее жизни. В качестве аргумента он говорит, что роман Симпсона с Мэри Раффрей начался намного раньше, чем предполагали до этого. Он писал:

«Теперь я знаю, что миссис С. всегда стремилась уйти из жизни короля. До самого конца она призывала и умоляла его забыть о ней и остаться на престоле. Я чрезвычайно люблю и восхищаюсь королем, но я знаю, какой он упрямый. Это было сугубо его решение, как он и признался в своем обращении. Ничто и никто не мог изменить его, которое крепко засело в голове короля – если бы миссис Симпсон уехала в Балтимор, король бы последовал за ней.

Я искренне уверен, что его нельзя было контролировать. А что касается развода миссис С., я понимаю, многие думают, что он был основан на сговоре. Я могу только сказать, что ЗНАЮ, что там не было никакого сговора – с королем или без него она бы сделала это, и имела полное на это право. Время, безусловно, расставит все по своим местам.

Вы написали мне откровенно, и я делаю то же самое, потому что чувствую, что это то, чего вы хотите. Все сказанное остается между нами – я больше никому не писал в защиту миссис С».

Однако большинство придерживалось мнения, что хитрая и расчетливая иностранка в некотором роде обманула короля. Каким бы травмирующим и разрушительным ни было поведение герцога, страна очень быстро пришла в себя благодаря королю Георгу VI и королеве Елизавете.

Лорд и леди Лондонберри вели себя как обычно, отправили несколько слащавых писем герцогу Виндзорскому со словами поддержки, но тайно, согласно воспоминаниям их дочери, осуждали его нарушение служебного долга и обвиняли его в «безнадежности». По их мнению, то, что миссис Симпсон увезла его, пойдет всем только на пользу.

Другие пальцы указывали на друзей миссис Симпсон из ее социального круга, обвиняя их в случившемся. В отношении Эмеральд Канард, Чипса Ченнона, леди Асквит и других придворных королевы Уоллис, Нэнси Астор сказала: «Если бы они ее не приняли, король бы осознал, что ему это не сойдет с рук». Некоторые из ее друзей быстро разорвали все связи с отныне изгнанной американкой. Общеизвестный факт: леди Канард отрицала, что когда-либо виделась с ней.

Поэт и сатирик Осберт Ситвел написал стихотворение «Крысиная неделя» о нелояльном, безродном и поверхностном круге людей, который отвернулся от экс-короля и миссис Симпсон после отречения. От их влияния, размышлял Ситвел, «даже Иуде стало тошно». Естественно новой королеве понравилось стихотворение. «Просто блестяще», – написала она Ситвелу, едва маскируя свое презрение к леди Канард и ее кругу. Она сострадала немецкому послу фон Риббентропу, так как он связался с компанией Канард, их поведение давало ему ложное впечатление о британцах. «Можно ли предположить, – размышляла она с принцем Югославии – что он сделал выводы о британском характере и о реакции на события на основе круга ее друзей?»

Но не только фон Риббентроп дал ошибочную оценку королю, но и фашисты в Германии. В лихорадочные часы сразу после отречения ходил слух, что фашистский лидер в Британии Освальд Мосли мог войти в новое правительство короля. Говорили даже, что он составил список министров – фашистское правительство для фашистского короля. Мосли обвинял нынешнее правительство в тактике нападения и в том, что оно осуществило «самый вопиющий акт диктаторства, столкнув Эдуарда с престола».

Его газета Blackshirt защищала Эдуарда под заголовком: «Позвольте королю жениться на женщине, которую он выбрал». Безрезультатно.

«Сожалею, – сказал Мосли на встрече на востоке Лондона после отречения, – что король не счел нужным остаться и вести битву, так как я знаю, что он мог выиграть».

Нацистское правительство было в таком же замешательстве: они были злы и сбиты с толку от того, что «их петух не будет драться» – как выразился Бивербрук. Учитывая его положение и популярность, король мало что делал, чтобы заручиться политической поддержкой. Казалось, что он хотел найти предлог, любой предлог, чтобы избежать своей судьбы. Подруга Гитлера Юнити Митфорд наблюдала, как заявление об отречении зачитывалось с балкона палаты лордов и прокомментировала: «Ах, боже мой, Гитлер будет ужасно расстроен из-за этого. Он хотел, чтобы Эдуард остался на престоле».

Нацистское руководство не было впечатлено. Как едко заметил Йозеф Геббельс: «Он выставил себя на посмешище. Более того, ему не хватило достоинства и вкуса. Это нужно было сделать не так. Тем более если этот кто-то – король».

Фюрер имел полное право быть в замешательстве. Одно приближенное к Болдуину высшее должностное лицо заметило, что, очевидно, фон Риббентроп «пичкал Гитлера идеей, что правительство будет повержено и Эдуард останется на престоле». Риббентроп винил «махинации темной большевистской власти против воли молодого короля». Еще раз он созвал своих сотрудников и сообщил им: «Я доложу все последующие детали в устной форме моему Фюреру».

Что касалось фон Риббентропа, то он верил, что отречение было результатом заговора евреев, масонов и других темных сил внутри британских органов государственной власти. Он сказал Гитлеру, что брак был ложным предлогом, который использовал Болдуин, чтобы вытеснить короля из-за его прогерманских взглядов. Немецкий дипломат Вольфганг фон Путлитц, который был британским шпионом, сказал своему начальнику разведывательной службы: «Мы абсолютно бессильны перед лицом абсурда».

Как заметил историк Герхард Л. Вайнберг: «Если доклады фон Риббентропа Гитлеру об отречении граничат с безумием, то это отражает не только уровень интеллекта их автора, но и довольно шаткую связь с его официальной должностью».

Ликовавший сэр Эрик Фиппс, высоко котируемый британский посол в Берлине, сделал вывод, что тщательно продуманные планы фон Риббентропа по нанесению вреда Британии «потерпели неудачу в важных деталях». Радость наблюдалась и в российском посольстве в Лондоне, посол Иван Майский сообщил в Москву, что отречение стало настоящим ударом для Гитлера. Эту точку зрения разделял историк Ян Кершоу: «Отречение короля Эдуарда VIII, чьи сильные прогерманские наклонности и автократические тенденции скорее всего бы вызвали куда более серьезные проблемы для правительства, нежели брак с миссис Симпсон, оказалось чистым выигрышем для Британии».