В Лейпциге доктор Лей купался в последних теплых лучах успешного тура, сказав немецкому руководителю трудового фронта, что Виндзор считал достижения Третьего рейха ничем иным как «чудом». Он процитировал герцога: «Понимание начинает приходить тогда, когда приходит осознание, что за всем этим стоит один человек и одна воля». Рядовой гражданин понял это, согласно британскому консулу в Лейпциге, как признак «сильной профашистской симпатии». Такой же вывод сделал российский лидер Иосиф Сталин, который наблюдал за всем процессом. В 1938 году граф Шуленбург, немецкий посол в Советском Союзе, написал британской шпионке Вере Аткинс из Москвы, где сказал, что Сталин знал о «теплых чувствах британского королевского представителя к нацистам».

Это мнение было в целом правдивым: конюший герцога Дадли Форвуд позднее подтвердил, что Виндзоры питали симпатию и понимали нацистский режим, который, в их глазах, принес порядок в страну, погружавщуюся в хаос во время Веймарской республики. «Принимая во внимание, что герцог, герцогиня и я понятия не имели, что немцы производили или производили бы массовые убийства евреев, мы не были против политических взглядов Гитлера. Мы считали, что нацистский режим был более подходящим правительством, нежели Веймарская республика, которая была чрезвычайно социалистической».

Наивный и доверчивый или коварный? Этот вопрос преследовал Виндзоров с того момента, как они вышли из поезда и начали свой печально известный визит в гитлеровскую Германию. Герцог позже признается, что был обманут Гитлером. 13 декабря 1966 года он заявил в интервью New Your Daily News: «Я поверил ему, когда он дал понять, что не хочет войны с Англией. Я думал, что все остальные могут остаться в стороне, пока нацисты и коммунисты вели войну».

Через две недели после того, как Гитлер попрощался с герцогом и герцогиней и нашептывал им успокаивающие речи о мире, он показал свою настоящую сущность. На секретной конференции с его главными военными советниками фюрер изложил свое видение внешней экспансии Германии. Он видел будущее как ряд маленьких войн для поддержания немецкой экономики перед основным конфликтом с Британией и Францией в 1941–1944 гг. Позже это видение станет известным как протокол Хоссбаха. По его мнению, в 1939 году было слишком рано начинать основное столкновение. К тому же он видел Англию и Францию как неумолимых противников Германии. Хотя мнения историков разделились относительно протокола Хоссбаха, по крайней мере, можно сказать одно – Гитлер мало что сделал для мира в Европе.

После Германии следующей остановкой королевской четы были Соединенные Штаты. Бедо предложил после 5-недельного визита совершить ознакомительную поездку в фашистскую Италию Муссолини и Швецию, где французы готовили встречу с противоречивым бизнесменом и нацистским сторонником Акселем Веннер-Греном.

Казалось, что сначала подготовка к турне по Америке шла гладко, хоть оно и не выглядело как скромный частный визит для изучения условий труда, как объявил герцог. Бедо, который занимался поездками в Атланту, Балтимор, Нью-Йорк, Детройт, Сиэтл и Лос-Анджелес, арендовал частный комфортабельный поезд, чтобы доставлять королевскую пару от побережья до побережья; General Motors предоставили 90 «Бьюиков» в их распоряжение; правительственные ведомства США предоставили им все удобства во время остановок; а компания по связям с общественностью с Мэдисон-авеню Arthur Kudner улаживала все вопросы со СМИ и освещением миссии.

Виндзоры получили приглашение от Белого Дома; первая леди Элеонора Рузвельт хотела показать ее жилищные проекты для животных, а канал NBC собирался транслировать личный призыв герцога к миру во всем мире. Что могло пойти не так?

Британцы были неумолимы. Герцог отправился в популистское движение, когда новый король все еще искал почву под ногами. Британский посол, сэр Рональд Линдсей, прямо объяснил Самнеру Уэллсу, заместителю госсекретаря, что этот визит Букингемский дворец рассматривал с «неистовым негодованием» и это в то время, когда новый король «пытался завоевать любовь и доверие своего народа, не обладая той популярной привлекательностью, которая была у герцога Виндзорского».

Посол все сильнее сомневался в истинной цели визита. Вскоре он узнал, что это было больше, чем просто ознакомительная поездка об условиях жилья труда; это была попытка показать экс-короля как международного посла мира, что было прикрытием для нацистов. Посол видел его интерес к организованному труду ничем иным, как попытку устроить «полуфашистское возвращение в Англию».

Когда Линдсей тайно получил письма, написанные Бедо, это подтвердило его мнение, что турне имело квази-политическое подспорье. В предлагаемом манифесте герцога Бедо связывал условия труда с благосостоянием простого человека, подчеркивая, что мирное движение должно «повысить уровень наслаждения жизнью у человечества». Он продолжил: «Для такого движения не найти лучшего лидера, чем герцог Виндзорский».

Бедо еще больше утратил бдительность в непривычной обстановке издательского офиса в Нью-Йорке, где он обсуждал самосочиненный средневековый роман с редактором Джоном Холлом Уилоком. Во время встречи он описывал Гитлера как «гениального человека» и предсказал, что весь мир «станет фашистским». Что касается его друга, герцога Виндзорского, Бедо сказал, что его «запомнят на троне как диктатора». По сути, он видел руководство герцогом аполитического мирного движения не просто предлогом, а направлением внешней политики Германии, которое в конечном счете приведет к тому, что герцог восстановит свою важную роль в правлении Британией.

Когда стал известен полный маршрут, даже Белый дом осознал, что герцог зашел слишком далеко. Герцог и герцогиня намеревались начать свой тур в Вашингтоне в День перемирия 11 ноября, посетив церемонию на Арлингтонском национальном кладбище, после которого Виндзор планировал объявить американской нации о своей новой международной роли. Для того, чтобы избежать дипломатического инцидента, миссис Рузвельт организовала «задержку» королевского поезда, который вез герцогскую пару из Нью-Йорка в Вашингтон, чтобы они, по крайней мере, пропустили церемонию поминовения.

Действительно, визит герцога и герцогини Виндзорских в Америку беспокоил президента практически с того дня, как Эдуард и Уоллис Симпсон поженились. Чтобы избежать «дипломатических осложнений», он предложил Герману Роджерсу развлечь пару в его загородном доме, чтобы пара могла неформально встретиться с президентом в Гайд-парке по соседству.

Президент понимал британские чувства и теперь осознал, что визит герцога и герцогини в Америку мог иметь задатки «второго кризиса после отречения». Но никто не предвидел проявления враждебности по отношению к Бедо и его гостям, герцогу и герцогине. Когда Бедо приехал в Нью-Йорк 1 ноября 1937 года, он был встречен враждебными СМИ и профсоюзами, которые были готовы использовать шумиху вокруг королевского визита, чтобы отомстить человеку, чья система нормативов времени предполагала больше работы за меньшие деньги.

Коммунистические профсоюзы в родном городе Уоллис Балтиморе возглавляли эту инициативу, критикуя систему Бедо и его связь с доктором Робертом Леем, человеком, который руководил уничтожением всех свободных немецких профсоюзов. Казнь двух коммунистических лидеров труда в Германии после того, как Виндзоры уехали из страны, только подожгла враждебность. Руководитель профсоюза Джозеф МакКурди выразил особое пренебрежение по отношению к герцогине и сказал, что будучи молодой жительницей города, она «никогда не показывала ни малейшего сочувствия или озабоченности проблемами рабочих, бедных или нуждающихся». New York Times также высказалась, раскритиковав герцога: «Он неосознанно, но легко отдал себя пропаганде национал-социализма. Нет ни капли сомнения, что этот тур [по Германии] укрепил власть режима над рабочим классом». Многие другие, от профсоюзов до еврейских сообществ, сфокусировались на Бедо, его методах и нацистских друзьях.